Почему экспедиция называется «Великий Северный путь»? В чём её идея?

Мы назвали экспедицию «Великий Северный путь», потому что она посвящена нашим предшественникам, знаменитым русским полярным исследователям ещё петровских времён. У наших маршрутов всегда есть историческая составляющая, потому что просто так идти неинтересно, нужно знать историческую основу: кто тут ходил, как открывали эти земли, как это происходило.  И это одна из таких экспедиций.

Годом раньше мы нашли места на северо-востоке Таймыра, в заливе Симса, и на острове Северный Фаддея, где ещё в 1940 году были обнаружены следы пребывания мореплавателей. Понятно, что это русские мореплаватели времён Мангазеи и они шли с запада на восток с торговыми целями, везли товары: бисер, сукно. Они погибли, а по остаткам того, что они везли, можно предположить, что это мог быть не один коч, потому что там было слишком много навигационных приборов для одного судна. Что самое интересное, был найден большой клад — порядка 3,5 тыс. монет чеканки от  конца XV до  начала XVII века. Нумизматы их исследовали и чётко определили, что весь этот объём монет мог быть сформирован не позднее 1614-1616 годов. С такой точностью была определена дата, когда эти мореплаватели — то ли поморы, то ли новгородцы — могли начать своё плавание.

А уж сколько они там навигаций шли — может быть, одна зимовка, две, — сказать сейчас невозможно. Но плавание это совершалось задолго до Великой Северной экспедиции (Великая Северная экспедиция — ряд экспедиций русских путешественников вдоль арктического побережья Сибири к берегам Северной Америки и Японии во второй четверти XVIII века, организованных по указу Петра I. — Прим. ред.), до Норденшельда и прочих, которые, как считается, первыми обогнули Таймыр, мыс Челюскин. Оказывается, наши предки плавали по Великому Северному пути — так тогда назывался Северный морской путь. Это так важно, так актуально, потому что сейчас мы за каждую причину цепляемся, чтобы доказать, что мы в Арктике хозяева, а тут такой факт предан забвению. А ведь мы здесь ходили ещё бог знает когда, и там кости наших предков лежат. В этом году мы можем говорить, что празднуем 400-летие Северного морского пути! И мы решили  посвятить нашу экспедицию этой дате.

Наши знакомые историки говорят, что обязательно должны быть ещё какие-то следы пребывания и в других местах, потому что здесь по логике вещей они потерпели крушение, потом сделали зимовье, пытались какую-то лодку смастерить (её остатки тоже были найдены). Скорее всего, могло быть ещё  и продолжение этого плавания… Конечно, апрель не лучшее время для поисков, тем не менее мы прошли этим предполагаемым путём. Обогнули Таймыр, потом пересекли самые северные в мире горы — Бырранга, побывали в интересных местах.

Нам подсказали координаты островов в устье реки Нижней Таймыры, где кто-то обратил внимание на торчащие очень древние обломки. Мы там побывали — действительно интересное место. Надо летом туда съездить, чтобы понять, что это — остатки какого-то зимовья Великой Северной экспедиции, а может, ещё до них… Мы не в состоянии самостоятельно проводить поисковую  работу, мы популяризаторы, а не специалисты-археологи. Но мы надеемся пробудить у историков интерес к этой теме, чтобы организовать настоящую поисковую экспедицию на эти острова и продолжить исследования. Мне кажется неверным, что мы не обращаем сейчас на это внимания.

Каким маршрутом вы шли во время экспедиции?

Экспедиция началась в марте в городе Новом Уренгое. Мы оттуда уже неоднократно стартовали. Администрация города нас хорошо знает. Гостеприимные хозяева относятся к нашим проектам с большим интересом, предоставляют возможность подготовить наши вездеходы и другое снаряжение к выходу на маршрут. Небольшое  общежитие тут же, на территории базы, так что нам это очень удобно и через несколько дней мы уже готовы стартовать.  Маршрут прошёл вдоль всего побережья Северного Ледовитого океана от Ямала до Чукотки и через два месяца завершился в Певеке.

Во время путешествия вы посетили много мест, связанных с историей исследования и освоения Российской Арктики. В каком состоянии сейчас находятся памятники истории Арктики?

На мысе Челюскина, где мы были в прошлом году, разрушен гурий, сложенный Амундсеном в честь плавания Норденшельда. Столб памяти Семёна Ивановича Челюскина с литой табличкой «Сей мыс открыт…» — его тоже нет. Пушка времён войны стоит, она никуда не делась… Не то что там кто-то взял и разломал, просто отсутствие ледового припая, чего не было в прежние годы, приводит к возникновению настоящих «арктических штормов».  Плавающие льдины ветром прижимает к берегу, и они долбят на своём пути всё,  кроша в труху.

Памятники, конечно, надо восстановить, ведь, если ничего не предпринимать, ничего не останется. Энтузиастов много, тем более молодых, которым только нужно помочь там оказаться в нужное время и чётко обрисовать задачи. Фотографий море, а то, что там три пограничника сложили — камушки, холмик из камней, — это же не гурий. Его надо восстанавливать.

Был такой энтузиаст — гидролог Владлен Троицкий,  один из лучших знатоков истории. Он нашёл место, где был гурий «Зари» (это экспедиция Эдуарда Толля 1900 года). Владлен Александрович это место нашёл по фотографиям (там характерная выступающая скала) и восстановил гурий. Это было в 1970-е годы. Восстановленный гурий «Зари» и сейчас стоит и прекрасно себя чувствует. Я считаю, надо обязательно следить за теми памятниками, которые и в каталогах есть, и фотографий полно. А мы их теряем.

В этом году, когда мы шли через Таймыр, побывали в пещере Миддендорфа. Там места очень красивые, и эта пещера нас впечатлила! В 1842 году путешественник Александр Миддендорф заболел во время экспедиции, и его там оставили, пообещав, что за ним вернутся. И он там провёл практически месяц, больной, с остатками еды, и выжил! За ним действительно пришли, и всё кончилось благополучно. Эта пещера во всех исторических книгах фигурирует как место, где известный полярный исследователь провёл весьма тревожное время. Надежды на спасение практически не было, и как он выжил, бог его знает! Вот это сила! Совсем недавно, прошлым летом, привезли туда ребята из Красноярска  гранитную плиту с изображением Миддендорфа, рядом справка о нём. Это сделали тоже энтузиасты.

В Дудинке музей великолепный сделали. Трёхэтажное современное здание, внутри всё шикарно выглядит, системы кондиционирования, контроля такие, что не страшно демонстрировать экспонаты Третьяковки или других знаменитых музеев. Экспозиция достаточно интересная, современная, но каких-то действительно исторических артефактов, как в Музее Арктики и Антарктики, практически нет. Они рады любой бумажке, если она является документом. Мы им привезли санки, одежду из экспедиций, которую сами шили и которой пользовались в 1980-е годы, во время наших первых автономных лыжных экспедиций. С другой стороны, чуть дальше, в Диксоне, четой Лубниных был создан музей. Они бывшие геологи, вышли на пенсию, никуда уезжать не захотели и до последних дней, как только снег сходил в тундре, совершали в окрестностях Диксона свои поисковые экспедиции — там, где стояли зимовья отрядов Великой Северной экспедиции. Они профессионалы, поэтому им удалось сделать много интересных находок. Им выделили первый этаж какого-то здания, и они своими руками сделали там музей. Исследования, замеры проводили — всё как положено, по науке. Потом их не стало, и всё это куда-то делось. Куда-то передали, и никто не знает куда. А у них были находки, допустим, с островов архипелага Норденшельда, остатки русановского «Геркулеса» с острова Попова — Чухчина. Мы не смогли ни от кого услышать, где это всё. Это обидно, потому что если так относиться, то мы растеряем всё, даже то, что уже было найдено.

Одной из задач вашей экспедиции был экологический мониторинг арктического побережья. Каково, на ваш взгляд, его состояние на данный момент?

Мы не проводили никаких замеров — чисто визуальный мониторинг. Что сказать? Там, где людей нет, всё хорошо. Даже если там какие-то остатки строений торчат, они никакого вреда не приносят окружающей среде. Конечно, всё это некрасиво выглядит, особенно когда снег сходит.

Если говорить о нефтяниках, то видно, что им ставят задачу убирать за собой. К примеру, когда зимник закрывается, идёт несколько бортовых машин по раскисшему зимнику, весь мусор, обрывки тросов, шины  и другой мусор собирают. Конечно, это далеко не всё, но хоть какая-то практическая отдача. Это называется рекультивационная работа.

На полярных станциях, как правило,  ни у кого нет желания убрать за собой. Конечно, это не химические отходы… Хотя там тоже есть что собирать и вывозить. Геологи нередко какие-то химикаты применяют для бурения, и когда работы выполнены, мешки с этим содержимым не вывозятся. Их не так много, но это химия!

Организовать работу, чтобы всё это собрать и вывезти, можно, но, видимо, считается, что это неважно.

Во время экспедиции вы проводили встречи с местными жителями. О чём вы рассказывали в ходе этих встреч? Какие вопросы интересовали людей?

Много было интересных встреч! Когда мы были моложе, нам хотелось автономности, иногда даже неоправданной (мы шли и обходили специально поселения). А сейчас нет. Чум стоит, значит, там, наверное, есть люди, и мы к нему подойдём познакомиться. Всем интересно, что творится в мире! Кочевые народы и полярники, которые там работают, — современные люди, но они в папанинских условиях в основном живут. Они действительно слишком оторваны от цивилизации… Полярные станции в основном 1950-60-х годов. Но, если на станции хозяин хороший, тогда на станции порядок — всё выглядит более-менее прилично, жить можно: тепло, сухо, всё есть, всё работает, моторы дизелей стучат, электричество есть. А если такого человека нет в команде полярной станции, тогда беда. Хозяйской руки нет, соответственно, всё в печальном состоянии, всё какие-то жалобы, обиды, ожидания, что кто-то им что-то должен дать… Конечно, денег мало, зарплаты маленькие. Но причина тут, наверное, другая.

Некоторые посёлки проезжаешь, и видно, что люди знают, чем зарабатывать себе на жизнь — рыболовство, оленеводство, хозяйство. Они не просят ни у кого никаких подачек. Таких посёлков немало благодаря тому, что у кого-то есть хозяйственная жилка и он знает, как какие вопросы решать, и помогает всем. Глава администрации посёлка Новорыбное — девушка, ей лет 30. Её избрали, она управляет, и к ней за советами ходят. Мы искренне там порадовались. Всё от людей зависит. Что удивительно, детей преподаватели там учат как надо — с любовью. В нашей школе редкость, чтобы педагог два слова искренних произнёс — любви нет. А как с детьми, если этого нет в тебе? Чему ты их научишь? Арифметике? Да они и сами её знают не хуже вас. А вот отношениям между людьми можно учить, только когда у тебя самого всё в этом плане в порядке.

Взять Хатангу. Меня там пригласили на открытый чемпионат по волейболу, я ведь сам раньше волейболом занимался, мастер спорта. У них шесть женских команд и пять мужских, не считая детских! Я не мог поверить! Три дня играли открытый чемпионат посёлка Хатанга! Конечно, там были и разговоры, и встречи со школьниками.

В Певеке нас и в музее попросили выступить, и поучаствовать в конкурсе, посвящённом путешественникам. Интерес к новым людям у них огромный, особенно у детей. Они слушают с неподдельным, искренним интересом. Я им предложил фильмы посмотреть, как мы в Канаду шли четыре месяца (В 1998 году команда экспедиционного центра «Арктика» прошла по маршруту из России через Северный полюс в Канаду. — Прим. ред.). И видно, что и взрослых, и детей увиденное не оставило равнодушными! Приятно. И такое по всем посёлкам!

Что бы вы назвали самым интересным в этой экспедиции?

Людей. Мы по Крайнему Северу  путешествуем каждый год, поэтому удивить каким-то новым местом нас сложно, хотя мы всё равно выбираем места, где ещё наша нога не ступала — их всё сложнее находить. А когда встречаешься с людьми, общаешься с ними, понимаешь, какие они удивительные: находясь в непростой ситуации, они находят в себе силы говорить с уверенностью о будущем. Упаднические мысли были где-то лет пять-шесть назад, сейчас понемногу ситуация исправляется. Очень хочется верить, что изменений к лучшему на российском Севере будет всё больше и больше.  Я оптимист и уверен: лет через 10-15 Арктику ждут большие перемены.