Нефтедобывающие компании должны осознавать свою ответственность, если приходят работать в Арктику

О новых нефтеразливах и технологиях их ликвидации, неприятных рекордах прошлого и волонтёрских проектах в интервью редакции Arctcic.ru рассказал министр природных ресурсов и охраны окружающей среды Республики Коми Роман Полшведкин.

В прошлом году вы рассказывали о неликвидированных нефтяных скважинах в республике. Удалось ли вам продвинуться в решении этого вопроса?

Вопрос собственности неликвидированных старых нефтяных скважин до сих пор остаётся неурегулированным. Разумеется, государство (ранее — СССР, потом — Россия), имея в федеральной собственности недра, активно пользовалось этим ресурсом, получая прибыль в виде налога на добычу полезных ископаемых. Отработав свой ресурс, скважины оказались заброшенными, бесхозяйными, требующими консервации, поскольку часть из них представляет опасность для окружающей среды. И сегодня субъекты Российской Федерации остались один на один с этой проблемой. На заседании было отмечено, что в первую очередь необходима инвентаризация таких скважин. В прошлом году мы говорили о том, насколько это дорого, поскольку состояние у скважин разное, а значит, требуются разные проекты, а это колоссальные средства. Считаю, что необходимо включить этот пункт в повестку национального проекта «Экология», потому что только за счёт средств федерального бюджета можно решить проблему бесхозяйных скважин. Регион, оставшись один на один с этой проблемой, точно её никогда не решит.

Если говорить о более долгосрочных планах, разумеется, должна быть федеральная программа. Будет ли она вписана в государственное задание Росгеологии в части ликвидации заброшенных скважин или как-то иначе — эти механизмы должны обсуждаться на федеральном уровне с участием Министерства природных ресурсов Российской Федерации.

Из менее позитивного: в 2019 году было зафиксировано фонтанирование двух таких скважин с выбросом нефтесодержащей жидкости на дневную поверхность земли. Оказалось, что ликвидировать эти фонтаны и законсервировать скважины некому. Чтобы решить проблему, регион вынужден был задействовать свою республиканскую противофонтанную службу и выделить средства из республиканского бюджета. Регион не должен оставаться один на один с этой проблемой!

В ходе заседания вы упомянули о неприятном рекорде из Книги Гиннесса, связанном с разливом нефти в республике. Расскажите об этом поподробнее.

Вы правы, в 1994 году случилась крупнейшая в мире авария, связанная с разливом нефти на суше. Произошло это на межпромысловом нефтепроводе Харьяга — Усинск (Харьяга — Головные сооружения). Тогда на 50-километровом участке в течение двух недель было зафиксировано 16 прорывов подземного нефтепровода, проходившего по заболоченному, труднодоступному участку. В то время по этому нефтепроводу в сутки перекачивалось до 16 тыс. т. Сразу остановить работу нефтепровода было невозможно, поскольку наступала осень и был риск потерять северные месторождения с высокопарафинистыми нефтями. Поэтому, несмотря на то что труба была порвана и всё изливалось на поверхность, перекачка продолжалась в течение полутора месяцев. Годы были тяжёлые, начало 1990-х.

По разным оценкам и российских, и западных экспертов, тогда на поверхность земли, на болотистую местность в условиях Крайнего Севера, вылилось от 100 до 300 тыс. т нефтесодержащей жидкости. Я склонен доверять последней цифре, поскольку видел это своими глазами и участвовал в ликвидационных работах. В 1995 году Мировой банк предоставил кредит на ликвидацию этой аварии. Работы продолжались в течение трёх лет, но, к сожалению, до конца всё убрано не было.

Последствия той аварии ликвидировались в течение 15 лет — с 1994-го до 2010 года. Позже в ликвидации последствий принимала участие и компания «Лукойл Коми», которой досталось это наследство в виде загрязнённых земель. Именно компания внесла самый значительный вклад в ликвидацию загрязнения и рекультивацию земельных участков. Сегодня, к счастью, все эти территории очищены и реабилитированы, а мы вынесли ряд важных уроков.

Во-первых, на Крайнем Севере никогда никто не сталкивался с таким объёмом загрязнения в условиях непроходимых болот, множества водотоков — мелких ручьёв, крупных и небольших рек. Нашей основной задачей тогда было не дать попасть этому большому объёму нефти в водотоки, в первую очередь в реку Колву, далее в реки Усу и Печору, которые несут свои воды в Северный Ледовитый океан. Мы прекрасно понимали: если воды и течения океана вынесут эти загрязнения к берегам сопредельных государств, то мы можем столкнуться с экологическими проблемами международного масштаба. Важной задачей было удержать загрязнение здесь, у нас, и принять все меры к ликвидации.

Тогда же была разработана уникальная трёхуровневая система защиты рек Колвы и Печоры. Она состояла в первую очередь из небольших гидрозатворов на ручьях с рыбопропускными сооружениями. Они не давали нефти двигаться дальше и позволяли убирать загрязнения в условиях течения реки. Были созданы и рубежи боновых заграждений по рекам. Можно сказать, что тогда эти технологии прошли испытания.

Кроме того, в течение этих 15 лет испытывалось достаточно много технологий по уборке нефтезагрязнений. В первую очередь необходимо было проложить дороги, соорудить дамбы, чтобы локализовать каждое загрязнение, а это очень большие площади, и уже после можно было убирать. Тогда же были обкатаны технологии, связанные с применением микроорганизмов, которые вызывают деструкцию нефти и нефтепродуктов, с применением различных дополнительных методов аэрации. Благодаря этому мы смогли не только ликвидировать само загрязнение, но и рекультивировать разлив, полностью всё убрать, не причиняя вреда болотистым почвам. Сегодня о микробиологии не говорит только ленивый, а тогда это было испытано впервые. Это разработка Института биологии Коми научного центра РАН.

У Республики Коми колоссальный опыт в этом вопросе, безусловно. Делитесь ли вы им с другими регионами, для которых этот вопрос не менее актуален?

Подобные проблемы свойственны не только Коми, но и всем нефтегазодобывающим регионам. Но отмечу, что Тимано-Печорская нефтегазоносная провинция, которая находится в Республике Коми, в НАО, — это старейший регион добычи нефти. Думаю, что с проблемой незаконсервированных или неликвидированных скважин в самом ближайшем будущем столкнётся и Западная Сибирь, где шло активное бурение в 1960-70-х годах. Поэтому наш опыт в этом отношении будет ценен.

Например, сегодня я провёл переговоры с министром природных ресурсов Республики Саха (Якутия). У них сейчас территория активно разбуривается, там приступают к добыче нефти и могут в ближайшем будущем столкнуться с теми же проблемами. Как раз для того, чтобы их предупредить и предотвратить, мы делимся своим опытом.

О каких ещё общих экологических проблемах для северных регионов сегодня можно говорить?

Есть часть общих проблем для всей арктической зоны. Я на прошлом форуме говорил о том, что Арктику надо защищать не в самой Арктике, а на севере, предупреждая загрязнения и не давая попадать загрязнениям (и это не только нефтеразливы) в реки, которые выносят их в Северный Ледовитый океан. Например, до сих пор нет чёткого разграничения, определения чрезвычайной ситуации при попадании нефти на сушу или в водные объекты. Постановление правительства № 613 устанавливает одни объёмы, приказ Минприроды — другие, приказ МЧС — вообще третьи. И зачастую недропользователи, допустившие подобные аварии, используют те объёмы, которые им выгодны. С одной стороны, они занижают размеры загрязнений и объёмы вылитых на поверхность земли нефтепродуктов и нефти. С другой, при появлении инцидента объявляют ситуацию аварийной, пользуясь завышенными объёмами, которые изложены в этих постановлениях. Для Арктики нам необходимо принять отдельный документ федерального уровня, который бы чётко регулировал момент подхода к тому порогу, который называется чрезвычайной ситуацией. Это один из камней преткновения, который нужно решать, в том числе в диалоге с недропользователями.

Необходимо определить и допустимые остаточные нефтезагрязнения для арктических почв. А это, как правило, условия тундры, и здесь подход должен быть единый для всей арктической зоны. Об этом много говорилось и обсуждалось.
Есть позиция природоохранных организаций в части запрета на эксплуатацию нефтепроводов, отслуживших свой срок. Так вот для Арктики эти требования должны быть чрезвычайно жёсткими. Опять же агрессивные условия и температурные, и природные, условия перекачки той самой нефтесодержащей жидкости — как правило, это агрессивные среды.

Мы сталкиваемся ещё и с тем, что иногда недропользователи не имеют достаточных сил и средств, а иногда и финансовых ресурсов, когда сталкиваются с крупной аварией, поэтому на подобных предприятиях должны формироваться ликвидационные фонды. В Государственной Думе уже полтора года находится законопроект, который как раз ориентирован на создание таких фондов и в виде банковской гарантии, и в виде страхования, и в виде создания самих фондов на предприятии. Я думаю, что пора нашим депутатам вернуться к этому законопроекту, потому что это уже становится примером некоего правового разгильдяйства.

Если нефтедобывающие компании приходят работать в Арктику, они должны чётко осознавать свою ответственность. Они туда приходят за определённым ресурсом, природным ресурсом, и в условиях слабой экологической устойчивости должны брать на себя всю полноту ответственности, в том числе в виде ограничительных процедур. То есть нести финансовое бремя, связанное с нефтепроводами, с достаточным объёмом средств, чтобы и предупредить, и ликвидировать последствия возможных аварийных ситуаций.

Как вы относитесь к строительству крупных производственных предприятий в Арктике? Стоит ли игра свеч?

Арктика у нас уникальная, она во многом нетронутая и содержит колоссальные ресурсы полезных ископаемых — не только нефтегазовые, но и твёрдые полезные ископаемые. Разумеется, должны быть определённые экологические стандарты, ориентированные на сохранение этой уязвимой природы.

Если говорить о масштабности производств, то нельзя равнять всех под одну черту. Есть крупные месторождения, есть месторождения, требующие строительства серьёзных обогатительных фабрик, причём приближенных к месту добычи. Но сегодня опыт крупных компаний показывает, что крупные проекты всё-таки можно реализовывать в Арктике. Это и проект СПГ, проекты по добыче газа на Ямале. Там действительно сейчас, в том числе и с экологической точки зрения, есть колоссальный опыт.

Если говорить о нефтегазовом производстве, то сегодня активно развивается шельф — и осуществляется добыча, и проводятся разведочные работы. В первую очередь необходимо развивать такие проекты, чтобы застолбить экономические приоритеты Российской Федерации в арктической зоне, показать своё экономическое присутствие и то, что потенциал России прирастает в том числе и за счёт Арктики. Поэтому нельзя сказать, что вот тут должно быть большое производство, а тут — маленькое. Всё должно исходить из экономической эффективности и экологической целесообразности.

В завершение поделитесь планами на будущее. Какие задачи вы ставите перед собой и министерством на 2020 год?

Во-первых, мы уже подошли вплотную к тому, что те старые бесхозяйные скважины, о которых мы говорили, необходимо включать в реестр накопленного экологического ущерба федерального уровня с последующим выходом на финансирование в будущие годы. Мы продолжаем работу по документальному оформлению этой процедуры, и думаю, в течение года закончим.

Во-вторых, у нас отличный полигон для отработки технологий, и мы продолжим сотрудничать с учёными, в том числе по ликвидации нефтеразливов и рекультивации загрязнённых территорий.

В-третьих, если говорить об арктической зоне, то сейчас в неё входит муниципальный округ Воркута. В правительстве России находятся документы о включении в арктическую зону ещё трёх районов — Усть-Цилемского, Усинска (это как раз активная нефтедобыча) и Инты. Надеюсь, и эти территории получат статус арктических районов. В рамках этой работы планируется развивать сеть мониторинга атмосферного воздуха и водных объектов. Сегодня необходимо организовать в Воркуте наблюдательный стационар. И эта работа обязательно будет продолжена.

Если говорить о волонтёрах, то на форуме я встречался с ребятами из программы «Зелёная Арктика», которые уже начинали работать в Воркуте. Очень большой интерес к различным арктическим волонтёрским проектам, проектам по уборке проявляют наши вузы — Сыктывкарский университет и Ухтинский технический университет, ориентированный на подготовку специалистов как раз в нефтегазовой сфере. Мы договорились с ребятами, что представим свои предложения и, если необходимо, организуем в республике отдельный волонтёрский отряд под эгидой «Зелёной Арктики».

Просмотров: 38