Высадка станции на лёд намечалась в марте – апреле 1950 года. Перед станцией ставились две основные задачи: во-первых, продолжить научные исследования в области океанографии, геофизики и аэрометеорологии, во-вторых, обеспечить метеорологическую и ледовую службы Главсевморпути данными.

Основное снаряжение, продовольствие и хозяйственный инвентарь подготавливались в Москве, научное оборудование – в Ленинграде. На станцию должны было вылететь 16 человек. В ночь на 1 апреля самолёт доставил на льдину шестерых человек и 4 т грузов. Температура колебалась около -38°.

Льдина, которой предстояло стать домом для полярников на многие месяцы, была большим полем размером несколько квадратных километров и толщиной около 3 м. Прибывшая группа установила радиостанцию, а в семь часов вечера уже была передана первая метеосводка.

Через несколько дней, 4 апреля, когда работы по устройству станции были в самом разгаре, недалеко от лагеря льдина сломалась. Угрозы для жизни полярников трещина не представляла, но было очевидно, что она не смёрзнется и во время летнего таяния может превратиться в широкое разводье. Станцию решили перенести в более безопасное место, на 250 м ближе к центру поля.

Это удалось сделать благодаря собачьей упряжке, доставленной с острова Врангеля. Грузы перевезли, палатки перенесли на руках.

На станции было 10 палаток, в каждой жили два-три человека. Внутри стояли лёгкие складные койки, столы, табуретки и умывальники. Где-то были установлены репродукторы для трансляции московских радиопередач и телефоны для связи внутри лагеря. Позже во все жилые палатки было проведено освещение.

В кают-компании из фанерных ящиков от папирос сделали стол, за которым могли одновременно поместиться все участники дрейфа. В этой же палатке установили две газовые плитки, на которых готовилась пища

Снеготаялку для получения пресной воды сделали из железной бочки. Вначале её установили снаружи, около палатки, и обогревали большой авиационной лампой. Бензин в лампу подавался самотёком из бочки, поднятой на высоту 2 м. Вода из снеготаялки попадала на кухню по утеплённому оленьим мехом резиновому шлангу. Лампа, однако, оказалась непригодной для длительного использования. Летом пресную воду стали брать прямо из снежниц. Когда наступила зима, пытались придумать новые конструкции снеготаялок, но удачного решения так и не нашли.

Радиооборудования, которое было на дрейфующей стации вначале, оказалось недостаточно. От самопроизвольно вспыхнувшего керогаза 12 июля сгорела радиопалатка, основная радиостанция и рейдовый передатчик были испорчены. Дрейфующая станция осталась без радиосвязи. Все попытки связаться с какой-либо материковой полярной станцией с помощью импортного аварийного передатчика не увенчались успехом. Из критического положения вышли только благодаря мастерству и изобретательности старшего радиста Курко и аэролога Канаки, которые, работая в течение суток без отдыха, смогли буквально из ничего собрать передатчик.

Станция с помощью этого передатчика поддерживала нормальную связь с мысом Шмидта до 15 августа, когда с самолёта было сброшено на парашюте новое оборудование.

Лагерь постоянно находился под угрозой внезапного разлома льдины. На случай аварии две надувные лодки, вмещавшие по пять-шесть человек, всегда находились в состоянии готовности: накачаны воздухом, снабжены насосом, вёслами, багром и достаточно длинной и прочной выброской.

Летом они служили для сообщения между аэродромом и лагерем, разделёнными широким разводьем. На станции, кроме того, соорудили плот из восьми пустых железных бочек, связанных стальным тросом и накрытых настилом из досок.

Приготовили нарты, на которых поместили плотно закрытый брезентом и надёжно увязанный аварийный запас снаряжения и продовольствия, способный обеспечить на льду жизнь 16 человек в течение 10–20 суток

Этот запас включал палатку, оленьи шкуры, спальные мешки, один комплект тёплой экипировки, примус, 20 л керосина, кастрюлю, чайник, продовольствие (шоколад, консервированное какао, молоко и мясо, галеты, чай, сахар и так далее), портативную радиостанцию с ручным приводом, багры, топоры, лопаты, верёвки и прочее снаряжение. Аварийные рюкзаки с необходимыми в походе вещами и продуктами хранились у палаток, на льду.

Чтобы меньше рисковать, лагерь разместили на возможно меньшей площади. Нужно сказать, что правильность этого выбора подтвердилась опытом дрейфа 1950–1951 годов. Именно благодаря компактности лагерь сохранился при разломе ледяного поля в феврале 1951 года.

Появление в лагере белых медведей представляло серьёзную опасность. В начале июня произошло следующее событие. В пургу медведь подобрался к лагерю и бросился к стоявшим неподалёку от камбуза Дмитриеву и Канаки. Дмитриев едва успел добежать до кают-компании и скрыться за брезентовой дверью. Зверь остановился перед неожиданно опустившимся пологом. Несколько секунд разъярённый голодный медведь и застигнутый врасплох Дмитриев стояли на расстоянии полуметра друг от друга, разделённые только полотнищем брезента. Неизбежно последовал бы мощный удар лапой по палатке, решивший судьбу человека, но Канаки смертельно ранил медведя до того, как тот успел нанести сокрушительный удар.

После первого нападения медведя мы ввели правило, по которому владельцем шкуры убитого медведя становился тот, кто первый его заметит. После этого медведей всегда обнаруживали вовремя

Наиболее благоприятным периодом для жизни на дрейфующих льдах стали весенние месяцы: март, апрель и май. Была ясная морозная погода, температура воздуха от 30–40 градусов мороза в марте постепенно повысилась к маю до -10–15°С.

С середины июня началось таяние снега и льда, продолжающееся весь июль и первую половину августа. На льду скапливалось огромное количество воды, она собиралась в озерках-снежницах. В первый же период таяния вся льдина оказалась сплошь покрытой слоем пропитанного водой снега, под которым местами скрывались довольно глубокие лужи. Передвижение по льду стало затруднительным. Да и ходить можно было только в высоких резиновых сапогах.

Летом в лагере появилось множество птиц. Первой прилетела пуночка, затем – чайки и утки. В разводьях часто показывались нерпы. Однажды видели морского зайца. Как-то раз в сравнительно узком, но длинном разводье заметили двух крупных, вынырнувших из воды животных.

Чуканин, Яцун и я обходили ледяное поле станции. Наше внимание привлёк своеобразный звук. Вслед за этим над разводьем из-за гряды торосов поднялось небольшое облачко белого пара. Мы бросились к разводью. Конечно, за торосом уже никого не было. Спустя некоторое время звук повторился. Над разводьем вновь появилось облачко пара, и одновременно из воды показались две спины стального цвета, имевшие в поперечнике около 1,5 м. У животных отчётливо выступали позвоночники. Спины возвышались над водой не дольше одной или двух секунд и затем вновь исчезли. Ничего, кроме спин, рассмотреть так и не удалось.

После этого случая за разводьем установили тщательное наблюдение, приготовили всё для моментального фотографирования животных, но они так больше и не появились. Несомненно только, что это были киты.

В связи с предстоящей зимовкой в лагере были развёрнуты большие работы. Решили, во-первых, ещё теснее, чем летом, сгруппировать лагерь, перенести большинство палаток на новое место; во-вторых, утеплить все жилые палатки, обложив их снаружи снежными кирпичами; в-третьих, соорудить взлётную полосу на бугристом паковом поле у самого лагеря. Для этого надо было сколоть некоторые бугры, а остальные неровности сгладить.

Между тем условия жизни на льду усложнялись: наступила полярная ночь и сильно снизилась температура воздуха. В январе, например, среднемесячная температура воздуха была ниже -40°С. Иногда опускалась до -50°С

Низкие температуры нередко совпадали с ветром. В таких случаях работать на открытом воздухе становилось особенно тяжело. Не защищённое от ветра лицо обмораживалось почти мгновенно.

Научным наблюдениям мешали не только темнота и холод, но и изморозь. Она оседала на антеннах, мачтах и их оттяжках в таком количестве, что под её тяжестью радиомачты неоднократно ломались и падали.

С Большой земли на дрейфующую станцию 25 октября вылетели два самолёта. Но через несколько часов подготовленная посадочная полоса вышла из строя: трещина разделила её на две части.

О происшествии немедленно сообщили самолётам, однако они продолжали полёт и благополучно совершили посадку на большой обломок полосы. Это была первая посадка на льды Центральной Арктики в условиях полярной ночи.

Подвижки льдов возобновились в конце октября. Из-за них обломки взлётной полосы почти сомкнулись, образовалась большая гряда торосов. Как только подвижки прекратились, торосы убрали, трещину засыпали кусками льда и залили водой.

31 октября на эту полосу был принят тяжёлый четырёхмоторный самолёт, доставивший 4,5 т груза

Так как программы научных работ станции на вторую половину дрейфа были сокращены, на материк улетели семь человек. На станцию прибыли геофизик Миляев и врач Волович, принявший на себя и обязанности повара. Таким образом, на зиму в дрейфе осталось всего 11 человек.

До прибытия на станцию Воловича обязанности повара выполнялись по очереди. Прибытие на станцию врача-повара освободило научный персонал от трудных дежурств по камбузу. Но новый повар оказался ещё менее искушённым в кулинарном искусстве, чем остальные участники дрейфа, как-то уже приспособившиеся к этой работе. Нельзя не отметить подлинного мужества и выдержки Воловича, безропотно выполнявшего свои обязанности в исключительно тяжёлых условиях зимнего времени.

Обычно Воловичу приходилось начинать работу на камбузе, где за ночь температура понижалась до -30–40°С. Только несколько часов спустя температура воздуха поднималась до -8–10°С.

В середине февраля размеры обломка льдины под лагерем уменьшились до куска размером 30 на 40 м. Подвижки льда прекратились. Тем не менее оставаться ночевать на старом месте, в обложенных снегом палатках, было рискованно, так как сжатия могли возобновиться и застать спящих людей врасплох. На ночь все участники дрейфа разместились в двух палатках, перенесённых из лагеря на соседнюю льдину. Тут же готовилась пища.

Спали прямо на полу, на оленьих шкурах. Ночью прояснилось и заштилело. Температура воздуха упала до -42–43°С. Хотя всю ночь горел газ, в палатках было очень холодно

В течение 19 февраля основная часть грузов была перевезена на новое место. Удалось перетащить через трещины и погрузить на машину лишь часть жилых палаток, остальные невозможно было сдвинуть с места, так крепко они примёрзли ко льду.

В новом лагере под жильё установили только две палатки, в них разместилось по четыре человека. Остальные поселились в радиопалатке, используя по очереди две койки. «Столовую» установили лишь месяц спустя.

Естественно, что условия жизни на новом месте оказались более тяжёлыми, чем в обжитом старом лагере. Но поскольку дрейф подходил к концу, на бытовые условия обращали мало внимания. Все хотели быстрее развернуть научные наблюдения, закрыть пробелы, вызванные стихией.

И план работ, действительно, удалось выполнить полностью. 11 апреля 1951 года весь коллектив станции был снят с льдины и доставлен на материк отрядом полярной авиации.

История дрейфующей научной станции «Северный полюс – 2», однако, на этом не заканчивается. Оставленная людьми льдина продолжала дрейф. Спустя три года, 28 апреля 1954 года, с самолёта был обнаружен обломок льдины станции. Впоследствии он был тщательно обследован

Находка льдины станции «Северный полюс – 2» дала немало интересных сведений учёным. Но ещё более драгоценные материалы давали новые дрейфующие станции, которые приняли нелёгкую эстафету по исследованию Центральной Арктики.

Отрывки из главы «376 дней на дрейфующей льдине» сборника «Двенадцать подвигов»
Гидрометеорологическое издательство. 1964 год