Самолёт идёт почти строго на юг. Под его крылом разворачивается панорама бесконечной ледяной пустыни. В кабине самолёта сидят 12 молодых парней, на лицах которых улыбки радости вдруг сменяются мимолётной грустью, которую они стараются скрыть излишней шумливостью и шутками. Мы летим домой, в Ленинград. Там, внизу, среди ледяных просторов, за тысячу с лишним километров от Большой земли осталась дрейфующая научно-исследовательская станция «Северный полюс — 8». На многолетней льдине размером несколько больше 1 кв. км находится маленький посёлок из сборных фанерных домиков, которые мирно дымят трубами печек.

Нельзя забыть дни, проведённые на льдине в центре Арктического бассейна среди людей, которые посвятили свою жизнь трудной профессии полярника. Вот они — ребята, с которыми я жил и работал в течение долгих 370 дней, среди них, в большинстве своём ещё не вышедших из комсомольского возраста.

В один из ясных солнечных дней конца марта 1960 года в Ленинградском аэропорту всё было как обычно: одни спешили на посадку, другие сдавали вещи в камеру хранения, вызывали такси, наводили справки. А в зале ожидания группа молодых людей в коричневых кожаных костюмах, окружённая родными и друзьями, привлекала всеобщее внимание. Они отличались не только несколько необычной для пассажиров одеждой, но и всем своим видом, поведением, в котором не было присущей пассажирам суетливости. Наконец звонкий девичий голос произнёс: «Объявляется посадка на самолёт № 04176, следующий по маршруту Ленинград — Архангельск — Диксон — Северный полюс».

Пока мы шумно рассаживались в креслах, самолёт вырулил на взлётную полосу. Ещё миг — и стальная птица уже в воздухе. Этим самолётом вылетела в Арктику вторая смена полярников комсомольско-молодёжной станции «Северный полюс — 8». Новый коллектив станции состоял из молодых учёных, в основном сотрудников Арктического и Антарктического научно-исследовательского института.

Лёд на солнце блестит так ослепительно, что на него без тёмных очков больно смотреть. Холодная, молчаливая, величественная пустыня. Кажется, нет ей ни конца ни края. Вот оно — белое безмолвие. Даже трудно себе представить, что где-то сейчас цветут цветы, а люди прячутся от жары в тени деревьев.

Все напряжённо смотрят вниз: скоро должен показаться лагерь станции. Каждый хочет увидеть его первым. И всё-таки станция появилась неожиданно. Далеко внизу возникло несколько чёрных точек. Самолёт пошёл на снижение, и точки стали превращаться в домики и палатки. Под нами была дрейфующая станция «Северный полюс — 8».

Мы выходим из самолёта. Солнце. Температура -36°С, но первые минуты, взволнованные встречей и очень быстрой сменой впечатлений, мы не ощущаем мороза, ведь всего 38 часов назад мы были в Ленинграде.

Нас окружают сотрудники станции. Они здесь все, за исключением радистов, несущих вахту. Четвероногие наши друзья, Сильва и Черныш, с восторгом прыгают вокруг нас.

Через двое суток, сдав станцию, первая смена зимовщиков вылетела на Большую землю.

…Быстро бежит время. Незаметно, пока принимали самолёты с грузом и обживались, подкралось полярное лето. В середине июня, когда температура воздуха колебалась ещё около нуля, снег под лучами незаходящего солнца начал постепенно таять и на льду появились первые лужицы.

День ото дня снег становился всё более рыхлым, ходить по нему стало чрезвычайно трудно — люди проваливались по пояс. Под снегом на льду стала скапливаться вода, которую нужно было срочно удалить. Полярники превратились в заправских мелиораторов. С особым вниманием следили за сохранением посадочной полосы, не давая образоваться на ней даже небольшим снежницам.

У полярного лета есть и свои прелести. Обилие солнечного света позволило нашим любителям-садоводам вырастить в домиках цветы. Землю привезли нам с материка. И вот в июле в домиках радистов, гидрологов и метеорологов перед иллюминаторами в маленьких ящичках появились розовые астры, душистый горошек, а также зелёный лук и чеснок. Как приятно видеть нежные зелёные растения, когда кругом лёд и снег!

В тихие и солнечные дни мы иногда играли в футбол. Хотя команды состояли всего из пяти-шести человек, поле для игры было во много раз меньше настоящего и не было болельщиков, но боевого спортивного азарта было в избытке

К концу августа вид лагеря изменился. Все домики и палатки стояли на своеобразных ледяных постаментах высотой до 1 м. Кажется парадоксальным, что в Арктике, этой кладовой холода, солнечного тепла так много, что его хватает на то, чтобы полностью растопить скопившийся за зиму снег. При этом надо учесть, что температура воздуха очень редко поднимается выше 1–2˚С.

В начале июня самолёт доставил к нам кое-какое необходимое оборудование и несколько ящиков картофеля. Был ветреный морозный день, и, чтобы картофель не подморозило, мы его сразу же, как только выгрузили из самолёта, уложили на сани, укрыли брезентом и оленьими шкурами. Минут через 10–15 картофель уже находился в кают-компании, где у нас хранились боящиеся мороза продукты.

Утром следующего дня мы, как обычно, собрались на завтрак. За столом было всего пять-шесть человек, остальные после ночной вахты отдыхали. Шёл неторопливый разговор. Но вскоре какой-то необычный звук привлёк наше внимание. Он то затихал, то возникал вновь. Мы хорошо знали все звуки станции, но этот тонкий писк слышали впервые. Вначале подумали, что-то пищит в репродукторе или телефоне. Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили, что пищит… комар. Да, да — самый обыкновенный живой комар, один из тех, которые тысячами досаждают нам летом в лесу или на берегу тихой речушки. Но здесь, в 1500 км от ближайшей земли, в центре Северного Ледовитого океана — это что-то из ряда вон выходящее! Как он мог уцелеть, преодолев в Арктике не одну тысячу километров в ящике с картофелем?

Своим появлением комар настроил нас на воспоминания о лете на Большой земле, о лесах, одетых в молодую листву, о полях, покрытых сочной зеленью всходов. Стало чуть-чуть грустновато оттого, что всё это мы увидим лишь через год

В обед мы вновь слушали деловитый писк нашего нового знакомого и наблюдали за его полётом. Кто-то предложил назвать его Тимкой. Шли дни. Теперь каждый, кто приходил в кают-компанию, обязательно останавливался у входа, прислушивался и, лишь услышав писк Тимки, проходил на своё место. Комар подружился с нами. Нам он не мешал и даже не кусал, а мы его всячески оберегали: быстро входили и выходили из кают-компании, стараясь поскорей и плотней прикрыть за собой дверь, чтобы Тимка не вылетел на мороз, где его ждала неминуемая гибель. И если до появления Тимки дежурные по лагерю иногда «забывали» вовремя подложить угля в печь, то в «царствование» Тимки этого почему-то не случалось. Но вот однажды, придя в кают-компанию, мы не услышали нашего Тимки. Видимо, он всё же нашёл где-нибудь щель и вылетел из помещения, а может быть, кто-нибудь из нас нечаянно его раздавил. Всем было жаль его.

Во второй половине октября начался осенний завоз, то есть обеспечение станции всем необходимым на второе полугодие. Какую испытываешь радость, когда после большого перерыва на станцию прилетает самолёт! Но самая большая радость — это письма. Наконец-то после почти четырёхмесячного перерыва в руках целая пачка конвертов.

Для всех, кто надолго уезжает из родных мест, письма обладают удивительной силой, а для полярников особенно. Помню, это было на СП-7 в полярную ночь. Один полярник просил товарища прочитать его письмо вслух. Сам он знал текст письма наизусть, но ему хотелось его ещё и послушать.

В этом письме не было ничего особенного: «Живы, здоровы… Лялька спрашивает о тебе…», но полярник сидел закрыв глаза, как будто слушал музыку. В этот миг он перенёсся в другой, дорогой ему мир, наполненный особым светом и радостью

Кроме родных и знакомых, на льдину пишут совсем чужие люди — колхозники, рабочие, учёные, домохозяйки и многие другие, люди разного возраста и профессий. Но самые пытливые письма идут к нам, конечно, от школьников. Их пишут тысячи ребят. Многие послания подписаны целыми классами и дружинами. Ребята настойчиво расспрашивают об условиях жизни на льду, хотят знать всё, что касается природы Арктики. Особенно запомнились письма членов географического кружка пшехской средней школы Краснодарского края. С ними у нас установилась постоянная переписка. Эта связь не прекратилась и после возвращения на Большую землю. Многие члены нашего коллектива побывали у своих молодых друзей на берегах Кубани.

Во многих письмах нам задавали такой вопрос: «Есть ли у вас баня? Наверное, нет. Ведь нельзя же мыться в палатке, когда кругом сильный мороз!»

Мы два раза в месяц организовывали это «мероприятие». Баней нам служил небольшой фанерный бало́к. Внутри него стояла буржуйка, на которой лежали три больших булыжника — это любители попариться упросили лётчиков привезти их с материка. Для воды, холодной и горячей, были приспособлены две бочки из-под бензина, у которых вырублены донья. Одновременно могли мыться только два, от силы три человека. В банный день ещё задолго до завтрака из трубы над баней поднимаются густые клубы дыма. Это стараются дежурные по бане. Работы хватает: в одном из сугробов вблизи станции нужно напилить ножовкой кубы снега, каждый весом минимум 15–20 кг, затем эти кубы надо подтащить на волокуше к бане, рядом с которой стоит сделанная из бочки снеготаялка; после этого надо «делать» из снега горячую воду.

Как всегда, вначале трудно найти свободных: все заняты. Дежурные умоляют: «Братцы, вода ведь стынет, мы непроизводительно простаиваем». Чаще всего ленточку первенства рвут освободившиеся от ночной вахты метеоролог и радист. А спустя час к бане со свёртками под мышками идёт толпа народу. Дежурные, завидя толпу, меняются на глазах. Теперь они не умоляют, они непреклонны: «Придёшь попозже, сейчас очередь аэрологов, им скоро радиозонд выпускать… И не проси…».

Выходят из бани словно помолодевшие, красные, возбуждённые, и прямо к Жоре Косову на камбуз, где у него приготовлен для этого случая крепкий, забористый квас.

Льдину станции СП-9 ломало в течение года довольно часто, а с наступлением полярного дня стихия, очевидно, решила совсем доконать её. Сделанную в течение долгой полярной ночи взлётно-посадочную полосу в первые же светлые дни сломало. Лагерю тоже досталось. Перебазировав лагерь на один из самых больших обломков льдины, полярники продолжали плановые работы. О том, чтобы на этом обломке сделать аэродром для Ил-14, нечего было и мечтать; здесь с горем пополам мог сесть только Ан-2. А так как на СП-9 своего дежурного самолёта не было, то должен был лететь наш Ан-2. Работали все, не считаясь со временем, и к утру 24 марта самолёт был готов к вылету. Получив «погоду» с СП-9, Макарцев вылетел и к вечеру благополучно вернулся с больным, которого уже поджидал Ил-14, чтобы отвезти на материк.

Однако арктическая природа решила ещё раз подвергнуть коллектив «девятки» испытанию. Не прошло и недели, как на СП-9 начались новые подвижки льда. Льдину доламывало. В это время мы получили радиограмму: «Весьма срочно… СП-9 Шамонтьеву СП-8 Блинову Макарцеву… В сложившихся обстоятельствах приступить немедленно к переброске людей на СП-8 Блинову… Брать только научные материалы… Гордиенко Москаленко».

Ещё раз тщательно осмотрели свой аэродром, проверили самолёт. После этого сообщили Гордиенко, что к выполнению задания готовы. За четыре рейса вывезли всех людей, научные материалы и самое ценное оборудование.

Это не было бегством, не было даже отступлением. Дольше возможного держались люди на искромсанном осколке льдины. Проводив своих товарищей с СП-9 на Большую землю, мы стали готовиться к встрече новой смены, которая должна была прилететь со дня на день.

12 апреля 1961 года — необычный день в жизни нашей планеты. Человек, гражданин Союза Советских Социалистических Республик Юрий Гагарин в космосе! Тысячи километров отделяли нас в этот день от Большой земли, но мы вместе со всем нашим народом праздновали эту победу и от всей души провозгласили тост за первого советского космонавта и его будущих последователей.

Поглощённые этим событием, мы вдруг услышали — вылетела смена. И вот 15 апреля в 13 часов 10 минут по московскому времени на нашем аэродроме приземляется самолёт, пилотируемый Мазуруком. После оживлённой встречи отправляемся в лагерь и сразу же приступаем к передаче станции.

А через 12 часов мы опять на аэродроме. И вот под нами уже проплывают ставшие дорогими домики и палатки лагеря станции. Впереди Большая земля, Ленинград. До свидания, Арктика!

В марте 1962 года льдина, на которой в 1959 году была организована станция «Северный полюс — 8», проделав сложный путь, вышла в район полюса относительной недоступности. Общая длина пути, пройденного льдиной за три года, составила около 6000 км. 19 марта 1962 года на СП-8 был спущен флаг нашей Родины, гордо реявший над ледяными просторами Центральной Арктики в течение трёх лет, а на Большую землю была отправлена последняя радиограмма: «Сегодня станция "Северный полюс — 8" прекращает свою работу».

Отрывки из главы «Комсомольская дрейфующая» сборника «Двенадцать подвигов»
Гидрометеорологическое издательство. 1964 год