на главную
Самая тяжёлая — одиннадцатая дрейфующая
Николай Брязгин руководил дрейфующей станцией «Северный полюс — 11», на долю экипажа которой выпали такие испытания и трудности, которые могли выдержать только люди, глубоко преданные науке и Родине.

25 лет спустя

Нам с товарищами предстояло продолжить работу СП-8, но природа внесла свои коррективы. Стихия сокрушила льдину, пришлось экстренно вывезти людей и приборы. Было решено создать новую дрейфующую станцию — «Северный полюс — 11».

Из Ленинграда мы вылетели тёплым весенним вечером 31 марта 1962 года, а через сутки уже были в Тикси. Здесь ещё стояла зима, бушевали метели. Температура воздуха удерживалась около -30°, но солнце с каждым днём светило ярче и дольше — приближался полярный день. Новую станцию было решено создать севернее острова Врангеля, где начинали свой дрейф СП-2, 4 и 8 и льды из восточного сектора дрейфуют к Гренландскому морю через приполюсный район, совершая круговой поворот по часовой стрелке.

13 апреля найдена подходящая льдина. Мы вылетели, взяв с собой только самое необходимое. В иллюминаторы видна бесконечная ледяная пустыня: лёд, покрытый снегом, беспорядочные изгибы старых торосов, кое-где свежие голубовато-зеленоватые нагромождения льда. Мелькают внизу тёмные трещины, чёрные пятна открытой воды. Показалась наша льдина. На фоне снега чётко выделяются палатки, самолёт Ан-2 и аэродром, размеченный чёрными и красными флажками. Солнце посылало последние лучи, наступал вечер.

Утром первым делом внимательно осмотрели льдину. Она оказалась паковой. Аэродром был расположен на припае — ровном годовалом льду толщиной 140 см, запорошенном снегом. Это отличная естественная взлётно-посадочная полоса. По одному её краю шли торосы высотой до 5 м, на другом краю был молодой лёд и разводья

День солнечный, и я определил координаты станции: 17 апреля широта 77°10' с., долгота 165°58' з. Теперь нужно как можно быстрее построить лагерь. Порадовали радисты: они уже оборудовали радиостанцию и связались с Большой землёй. СП-11 вышла в эфир, передаёт регулярные сводки погоды и координаты.

1 мая в 10 часов по местному времени, или в 2 часа ночи по московскому, все собрались около снежной трибуны. Короткий митинг, салют из карабинов и ракетниц. Усталости как не бывало, настроение у всех прекрасное. В наш адрес поступило много поздравительных телеграмм от родных, друзей, товарищей по работе.

Официальное открытие дрейфующей станции «Северный полюс — 11» состоялось 5 мая 1962 года, спустя ровно 25 лет после создания первой в мире дрейфующей станции «Северный полюс — 1».

Геодезист проводит наблюдения на станции СП-11
Геодезист проводит наблюдения на станции СП-11 ©RIA Novosti.Юрий Королев

Прощай, лыжа!

При очередном обходе льдины 16 мая дежурный по лагерю заметил трещину по всей взлётно-посадочной полосе, превращавшуюся в разводье. Аэродром вышел из строя. На нашем Ан-2 полетели на запасную площадку, которая находилась в 5 км к северу. Но когда расчистили полосу, оказалось, что она пригодна только для самолётов типа Ли-2. Спустя два часа самолёт Сарафанова доставил трёх геофизиков и аппаратуру. Это был последний рейс с Большой земли. Пройдёт полгода, прежде чем колёса самолёта снова коснутся нашей льдины.

Взяв на борт Ан-2 часть привезённого груза, мы перелетели в лагерь, предполагая вернуться. Штурман остался на аэродроме, чтобы помочь экипажу Ли-2 пополнить запас горючего. Но случилось непредвиденное:

При посадке на основной льдине у самолёта сломалась лыжа. Ан-2 не мог лететь. Сарафанову по радио сообщили, чтобы он вылетел на материк и взял штурмана с собой

Механик Никифоренко с двумя помощниками всю ночь ремонтировал лыжу в своей палатке-мастерской. Наутро, к удивлению экипажа, лыжа была прочнее прежнего. Ан-2 снова поднялся в воздух и доставил с запасного аэродрома оставшееся там оборудование.

Было решено, что оставаться самолёту с нами на полгода нет надобности. Льдина большая, целиком разрушиться не может. Ан-2 провожали всей станцией. Самолёт долго кружил над лагерем, как будто не желая покидать гостеприимную льдину. Через месяц мы получили от них радиограмму: «Отдыхаем в Сочи, купаемся в тёплом море, вспоминаем холодный океан и тёплое отношение вашего коллектива. Желаем счастливого дрейфа. До встречи, друзья! Командир экипажа Попов».

Незваные гости

В один из солнечных дней над лагерем появился самолёт с оранжевыми крыльями. Он сделал над нами два круга и вдруг, выпустив шасси, пошёл на снижение. Пока мы бежали к аэродрому, самолёт приземлился, взрыхляя колёсами снег. Из него вышли два молодых парня: высокий негр и среднего роста худощавый блондин, оба в грубошёрстных свитерах, без головных уборов. Они, жестикулируя и улыбаясь, пожали нам руки.

Мы узнали, что они доставляют продовольствие на американскую дрейфующую станцию «Арлис-2», расположенную недалеко от нас. Летают с мыса Барроу на Аляске. Они сфотографировали нас на фоне своего самолёта. Этот процесс мог бы продолжаться без конца, но давал себя чувствовать мороз. Гости попрощались с каждым из нас, помахали руками и скрылись в кабине самолёта. Невыключенные моторы быстро подняли самолёт в воздух.

 

Прикрываясь лапой

Наступили размеренные будни. Бывалые полярники Шариков и Воробьёв, предусмотрительно захватившие на льдину землю и семена, выращивали цветы в ящике около окон. В конце июня в их домиках красовались крупные астры, стебли которых достигали в высоту 80 см.

Только у геофизиков ещё не были развёрнуты наблюдения. Они монтировали аппаратуру в своём домике, вмораживали в лёд анкеры для крепления мачты. Вдруг кто-то крикнул:

«Медведь!» Все оглянулись, но ничего не увидели. «Да вот же он, — сказал Шариков, указывая рукой. — И нос прикрыл лапой». Я слышал от старых полярников, что белые медведи, у которых только ноздри чёрные, прикрывают их лапой, когда подстерегают нерпу у лунок и разводий. Приглядевшись, мы увидели жёлтое пятно на снегу

Почуяли медведя и собаки: овчарка Спутник, умная и смелая собака, помчалась прямо на медведя, Жучка за ним, а Дружок бросился к домику, забился в свою конуру и начал оттуда лаять. Медведь уже удирал, и собаки не смогли его догнать. Пустив световую ракету вдогонку медведю, мы с шутками и смехом продолжили установку мачты.

Лёд не холодильник

Бурное таяние льда началось с 10 июня. Снег, который ещё недавно выдерживал трактор, теперь был рыхлым, пропитался водой, и даже собаки проваливались в нём. Вокруг льдины много разводьев, в которых часто видим нерпу.

С наступлением полярного дня возникла ещё одна проблема: как сохранить свежее мясо, рыбу, хлеб?

Парадокс: кругом лёд, а мясо сохранить на дрейфующих станциях трудно. Чего только не придумывали: под снегом держали, в торосах укрывали, на ветру для обдувания оставляли. Но всё равно мясо портилось. У нас было семь оленьих туш. На высоком ледяном бугре мы поставили большую металлическую треногу и на ней подвесили все туши. Сверху образовалась сухая плёнка толщиной 3 мм, а под ней было совершенно свежее мясо

Ежедневно приходил повар и отрезал нужное количество. Но однажды вслед за поваром пришёл медведь. Дежурный по лагерю вовремя заметил его, и только медведь поднялся на задние лапы, раздался выстрел из карабина. Медведь убежал, оставив на льду следы крови: вероятно, он был легко ранен.

Мороженую рыбу мы опустили в ледяную нишу, выдолбленную на складе. Не надеясь, что она сохранится, повар чаще стал готовить рыбные блюда. Хлеб, привезённый в замороженном виде, оттаивая, начал плесневеть. Тогда разложили его на крышах домиков — предоставили действию солнечных лучей и ветра. Благодаря этому хлеб сохранился у нас вплоть до зимы.

Летчики самолета АН-2, который постоянно базируется на дрейфующей научной станции «Северный полюс - 11» в Арктике, измеряют толщину льда
Летчики самолета АН-2, который постоянно базируется на дрейфующей научной станции «Северный полюс - 11» в Арктике, измеряют толщину льда ©RIA Novosti.Александр Моклецов

Первые торосы

В середине октября солнце уже не показывалось. Льдина по-прежнему дрейфует на север. За полгода она прошла извилистым путём 1625 км со средней скоростью 10 км в сутки и достигла того района Канадского арктического бассейна, где в марте 1962 года закончила дрейф СП-8.

Началась доставка грузов на вторую половину дрейфа. Ночью 27 октября мы ждали очередной самолёт, но вдруг на полосе пошла трещина. Её ширина была около 1 м, когда подвижка льда прекратилась. Связались по радио с пилотом. Самолёт, находившийся в полёте 7 часов, повернул обратно к Большой земле. Выход один: удлинять полосу с другого конца.

7 ноября после обеда провели митинг. Гробовиков с аэрологами устроил салют: к резиновой оболочке, наполненной водородом, они привязали несколько цветных ракет, подожгли бикфордов шнур и выпустили оболочку. Через минуту над лагерем рассыпался разноцветный дождь ракет. Вечером собрались в кают-компании, но наше веселье нарушил дежурный по лагерю: со стороны аэродрома доносился шум торошения.

Огромный вал торосов медленно надвигался на край нашей льдины. Слышался сильный скрежет ломающегося льда, скрип сдавливаемого снега, шум воды, заливающей лёд. С гнетущим чувством мы наблюдали эту картину при свете фонарей

Торошение прекратилось, но оно не прошло бесследно: на одном краю аэродрома образовались две новые трещины. Вот и пригодилось удлинение полосы. Нам оставалось принять последний самолёт. Он прибыл 9 ноября.

Под нами 6 м льда!

После ужина я зашёл к аэрологам. Они выпускали ночной радиозонд. «Нашу льдину не сломает, ведь под нами 6 м льда», — заметил оптимистически Чичигин. А через 3 часа по сигналу ледовой тревоги все собрались около трещины. Она прошла посередине лагеря. Ширина её была около 1 м.

Мы пошли вдоль трещины и при лунном свете увидели, что аэродрома у нас больше нет. А ведь только 12 часов назад улетел последний самолёт. Задержись он на сутки, и на станции остались бы пять посторонних человек.

Основная часть лагеря располагалась теперь на льдине размером 200×300 м. По другую сторону трещины остались два домика аэрологов, их павильон, палатки гидролога и домик, в котором жили гидролог, повар и механик. Нарастили с большим запасом электрокабель и телефонные провода и установили радиостанцию, на случай если трещину разведёт.

Хотелось любыми способами остаться на месте. В полярную ночь строить лагерь заново и переносить научные павильоны — сложная работа. Я мысленно десятки раз совершал переезд. С чего начать? Куда перевезти домики? А если именно там образуется трещина?

Прошло три дня. Трещина покрылась льдом, жизнь на станции снова входила в колею. Перед ужином слушали по радио выступление родственников. Каждый волнуется, ждёт, не выступит ли у микрофона кто-нибудь из его родных. После радиопередачи шумно обсуждали услышанные новости. Настроение улучшилось.

 

26 ноября. Ясно. Звёздное небо. Температура воздуха -35°. Во время ужина трещину, разделявшую лагерь пополам, вновь стало разводить. Трёх аэрологов и гидролога переправили на ту сторону к их приборам. Повара и механика оставили в лагере. Трещина (это была уже полынья) сужалась в сторону аэродрома, а на противоположном конце превратилась в разводье шириной до 100 м.

Но как мы ни готовились к худшему, оно застало нас врасплох.

Ночью 7 декабря льдины, на которых располагались обе части лагеря, сдвинулись. Мы надеялись, что старый лёд не будет торосить, но и он не выдержал. Торошение шло по всей длине трещины. Четырёхметровый лёд ломало и выжимало вверх

Торошение было наиболее сильным напротив дизельной — вал уже достиг высоты 10 м. Один из дизель-генераторов вышел из строя, второй мы сберегли. Только когда вал торосов остановился и сжатие прекратилось, мы в полной мере оценили грозившую нам опасность. Оставлять лагерь на прежнем месте было нельзя.

Я пошёл осмотреться. Перебраться на большую часть льдины можно было только через вал торосов, обойти его невозможно: он тянулся далеко на восток через аэродром. В 1 км от лагеря вал был менее высок. Здесь-то и решено было прорубить дорогу для трактора. Впятером, вооружившись ломами и кирками, за час вырубили проезд шириной 4 м. Новый лагерь решили разместить в 300 м севернее проезда. Все были заняты работой и совершенно не замечали мороза, хотя термометр показывал -40°. Одежда покрылась инеем, замерзла и стояла колом.

Кают-компанию решено было перетащить с помощью трактора, но он не смог сдвинуть её с места и вышел из строя. Полностью отремонтировать трактор не удалось — он мог работать только на самых малых оборотах и без освещения. Но и это было хорошо.

Трещина в чугуне

Середина полярной ночи. Морозы 50°. Приближался Новый год. На Большой земле нас не забывали — с самолёта сбросили почту, посылки, фрукты, кинофильм, а также динамо-машину к трактору и ёлку.

31 декабря был двойной праздник: сначала отметили день рождения магнитолога Галкина, а затем самыми первыми в стране встретили Новый год. Мы уже поднимали бокалы с шампанским, а в Москве ещё был полдень.

Дни рождения всегда проходили весело. Имениннику преподносили подарок — книгу со штампом «Северный полюс» с подписями всех полярников и какой-нибудь шутливой надписью. Например, мне написали: «Капитану Нику от строптивой команды „Даёшь угля“». Вечером пели под аккордеон или гитару. Особенным успехом пользовалась песня, написанная Пигузовым. Конечно, она не совершенна, но слова её верно отражают жизнь на льдине:

 

Далеко у полюса, где дрейфует лёд,
Мы живём, работаем, не страшась невзгод,
Но бывает станется,
Сердце затуманится,
Если долго телеграмму милая не шлёт.

Нам суровый океан слова не даёт,
Что не поломает он под палаткой лёд,
Ведь с него не спросится,
Если заторосится,
Если вдруг по лагерю трещина пройдёт.

Если ночью лунною лёд заторосил,
Если мало трактору лошадиных сил,
Наших сил должно хватить,
Свой покой и сон забыть —
Долг и честь полярника, кто ж из нас забыл?

Пару тысяч миль от нас ближняя земля,
На счету соляр, и газ, и мешок угля,
Значит, уж не так легка
Жизнь на льду полярника,
Как порою кажется вам издалека.

Но в беде поможет друг здесь наверняка,
А к морозам и пурге нам не привыкать,
Значит, уж не так трудна
Наша жизнь полярная,
Как порою кажется вам издалека.

Полярники советской дрейфующей станции «Северный полюс - 11» отдыхают после трудового дня
Полярники советской дрейфующей станции «Северный полюс - 11» отдыхают после трудового дня ©RIA Novosti.Александр Моклецов

Мы уже стали забывать о трещинах и торошениях, когда 9 января раздался сильный треск. Выбежав из домиков, мы увидели трещину, проходившую со стороны старого лагеря через гидрологическую лунку, под палатками магнитолога и далее на метеоплощадку. Снова переезд, правда, частичный — всё, что было по другую сторону трещины, перебазировали ближе к центру лагеря. Мы оставались на льдине размером 150×200 м. В районе станции образовались многочисленные разводья.

1 февраля появилась более опасная трещина… в чугунном корпусе нашего единственного дизеля.

Электростанции у нас больше не было, а с ней не стало горячей воды. За счёт маленьких движков мы могли обеспечить себя электроэнергией только на время проведения научных наблюдений и зарядки аккумуляторов. Домики и кают-компания освещались четырёхвольтовыми лампочками от сухих батарей, а иногда стеариновыми свечами. Воду для кухни и бани грели на газовой плите

Близилось окончание дрейфа, но не был решён вопрос, может ли продолжать работу наша станция. Следовало осмотреться, нет ли в радиусе 50 км такой льдины, куда можно было бы перебазировать станцию. Но наша льдина была как в масле: кругом разводья и битый лёд. Принято решение станцию «Северный полюс — 11» эвакуировать и создать новую — двенадцатую.

20 апреля — день прощания с льдиной. В эфир была послана радиограмма, сообщавшая, что станция «Северный полюс — 11» закончила свою работу. Спустили государственный флаг. В 9 часов по московскому времени льдина была покинута. Ещё одна победа над слепой арктической стихией вызывала в каждом из нас чувство огромного удовлетворения.

 

 

Отрывки из главы «Одиннадцатая дрейфующая» сборника «Двенадцать подвигов»
Гидрометеорологическое издательство. 1964 год