Единственное, чего здесь нет,

История фотокорреспондента Владимира Астапковича о китобойном промысле на Чукотке

Единственное,
чего здесь нет, —
так это времени

18+

История фотокорреспондента Владимира Астапковича о китобойном промысле на Чукотке

Единственное,
чего здесь нет, —
так это времени

18+

Над горизонтом поднимается солнце. Пытаешься прийти в себя после долгого перелёта и тряски на небольшом автомобиле, а в деревне Лорино уже вовсю кипит жизнь. Китобои готовятся к выходу в море, остальные неспешно исполняют привычный ритуал бытовой рутины

Друзья перед командировкой шутили, мол, поездка на море в текущих реалиях — везение. Только вот море здесь под стать людям, живущим на этом «краю земли»: суровое, молчаливое, но при этом не теряющее присущего северным землям обаяния.

Начинаем собираться. Здесь экипируешься по-взрослому: термуха, яхтенные штаны-комбинезон, флисовая кофта, непродуваемые анорак, тёплая шапка и маска от ветра. Перчатки и спас-жилет надеваешь уже позже, перед посадкой в рыбацкую лодку. И финальный аккорд — высокие сапоги. В помещении сразу становится жарко, чтобы не «спечься», поскорее выходишь на улицу. Но ощущение это обманчиво. Через пару часов на морском ветру в продуваемой со всех сторон лодке начинаешь жалеть об оставленной дома ветровке.

Но это все — позже. А пока мы идём пешим караваном к утёсу. Это местный штаб и одновременно наблюдательный пункт.

Ремесло китобоя осваивают с малых лет. Уже в 12 мальчишки выходят с отцами на лодках в море, добывая пищу себе и соседям. Запаса должно хватить на год вперёд. Ближе к старости «службу» меняют на наблюдательную вахту. Ветераны морей сидят на утёсе возле старой бытовки и вглядываются в горизонт, высматривая китовые фонтаны. Даже с моим довольно острым зрением я не понимаю, как можно что-то увидеть в этой монотонной ряби. А они видят. Уже через пять минут тихие переговоры между «дозорными» прерывает смех: обсуждают что-то своё, украдкой косясь в нашу сторону. При виде их испещрённых морщинами лиц вспоминаешь строчки старой песни: «…капитан, обветренный как скалы…». Это про них — загорелых, немногословных и не спускающих взгляд с горизонта.

Внизу, у самой кромки воды — силуэт одинокой фигуры. И следы на песке, которые тут же смывает прибой, стирая память о только что прошедшем здесь человеке

Среди «дозорных» слышна оживлённая беседа: обнаружили кита. По рации передают сигнал охотники, которые дежурят у лодок недалеко от деревни. Здесь же и принимают решение, «наш» кит или «не наш». Это не тир, где мишень — любое животное. Правила вырабатывались веками. Не бьют детёнышей. Не бьют самок с детёнышами. И ещё ряд параметров, по которым китобои определяют, «их» животное или нет. Не трогают китов и в том случае, когда очевидно, что это трофеи косаток. С этими животными у промысловиков особые отношения. Удивительно, но между двуногими и морскими охотниками есть чёткий паритет. Уважение, не иначе.

Часто говорят, что косатки, приметив китобоев, приходят на помощь, загоняя на них добычу. На вопрос, становятся ли добычей чёрно-белые, ответ серьёзный: «Охотник охотника не бьёт». Здесь тоже — уважение

Мы выходим к промысловикам на берег заводи. Здесь каждый занят своим делом. Одни заправляют лодки, другие проверяют гарпуны и снасти. Всё готово к началу охоты. Грузимся. Медленно выходим через отмель реки в море. Даже тут, у берега, остаётся лёгкая нервозность у непривыкших к местным водам.

На отмели мореходы палками отталкиваются от дна, разворачивая алюминиевые лодки против волн. Сильный прибой ударом в борт перевернёт судно даже с людьми, так что действовать приходится быстро.

Мы отошли подальше от берега. Начинается охота. Широким веером лодки расходятся, двигаясь в сторону добычи

С берега «дозорные» указывают и корректируют направление. Но и сами китобои постоянно озираются по сторонам, вглядываясь в рябь воды в поисках заветного фонтанчика. Стоит ему появиться в поле видимости, как лодки на полном «форсаже» рвут с места, словно гончие, завидевшие дичь в кустах. Одной рукой пытаешься удержаться за борт, второй наводишь камеру.

Кит замечен. Гарпунёры уже наготове: разминают плечи и руки, разматывают тросы, которыми связаны наконечники острог и буи для обнаружения пойманного животного. Сбоку мчится лодка поменьше. В ней всего два человека — капитан и китобой, который уже стоит на носу судна. Позади — сопки, береговая линия и лёгкий туман.

В какой-то момент ты оказываешься вне времени, глядя на этих людей и осознавая, что за последнюю тысячу лет не поменялось почти ничего. Разве что вместо байдар теперь моторные лодочки. То же оружие, те же принципы охоты, тот же риск

Когда кит, даже небольшой, проходит под лодкой — всего в метре от поверхности! — невольно съёживаешься, понимая, что перевернуть металлическую скорлупу с людьми ему не составит особого труда. Тебя же после такого виража ждёт ледяная вода, в которой человек протянет минут 15. А до берега — полтора километра.

Лодки всё мчатся. Вот из воды показывается хвост кита. Охотники равняются с ним. Летит первый гарпун. Попадание. Тут же за борт скидывают буй, которым помечается добыча. Животное уходит на глубину, утягивая за собой большой красный шарик. Судьба его решена. Маленькая красная сфера постепенно будет истощать гиганта, заставляя его выныривать все чаще и чаще. А вслед ему полетят все новые и новые гарпуны. Новые шарики будут тянуться за ним, обозначая присутствие и замедляя скорость животного.

С высоты полёта чаек картина напоминает охоту косаток, которые описывают круги вокруг добычи, постепенно приближаясь и атакуя одна за другой

Животное окончательно обессилело. Охотники прерывают его агонию. Рядом с мощным, теперь уже неподвижным хвостовым плавником плавают красные буйки. Лодки собираются группой. Связав их канатами, рыбаки переходят с одной на другую. Теперь надо достать наконечники из шкуры кита, привязывать его к корме и медленно дотащить до берега.

Дорога, занимавшая в одну сторону 15 минут, обратно будет длиться дольше часа

Большими ножами на длинной рукояти из шкуры кита вырезают куски с гарпунами. Их разделывают, извлекая наконечники. «Деликатес» для нас не совсем привычный: сама шкура мягкая, а жировая часть — жёсткая и отдалённо напоминающая сало — жуётся с трудом.

За хвост кита привязывают к лодке. Сзади виден всё тот же буёк. Всё готово к транспортировке на берег.

Мы уходим вперёд, чтобы обогнать промысловиков и снять прибытие охотников

Спрыгиваем с лодки в воду. К берегу она причалить не может: сильный прибой, потом будет тяжёло развернуться и зайти в бухту

Мы сидим на гальке и ждём возвращения основной группы охотников. Медленно подтягиваются из деревни жители, прихватив с собой вёдра, тележки и всё, в чём можно отнести домой свежую добычу. Мясо кита не продают: часть раздают местным, остальное замораживают и складируют. Это запасы на длительный срок.

Мы все ждём. Проходит час. На берег, урча и покашливая, приезжает старенький трактор. Кажется, будто он тут целую вечность. Заводится с ремня, вязнет в гальке. Слышно беззлобное ворчание водителя этого железного анахронизма. Лодка причаливает к берегу, с неё спрыгивают охотники и выверенными движениями тянут канат на берег. Тушу животного омывают волны. Кита привязывают к тракторному тросу и начинают медленно вытаскивать из воды. На песке остаётся широкая борозда. Но и её скрывает прибой, буквально за пять минут. Трактор натужно ворчит, борясь одновременно и с массой убитого животного, и с вязкой галькой.

Кит лежит на берегу. Кажется, что это животное просто спит, улыбаясь полуоткрытой пастью

А вокруг уже деловито суетится людской муравейник. Кто-то поливает тушу из ведра, смывая с неё песок и мелкие камни, кто-то измеряет длину добычи, чтобы внести это в учётную ведомость. Жители всё подходят и подходят, а китобои начинают разделку. Действо занимает минут сорок.

На берегу остаются лишь кости. Шкуру нарезают на куски, промывают в морской воде и грузят в тару. Работа идёт быстро: всё отточено годами практики, ни одного лишнего движения. Жители постепенно расходятся. Кто-то уезжает на квадроциклах, кто-то идёт пешком, унося в ведре куски шкуры и мяса, кто-то «впрягается» в маленькую тележку и тащит её в горку по грунтовке.

Пляж пустеет. И только крики чаек, ждущих свой обед, не смолкают. К вечеру за своей порцией сюда придёт медведь, оставшись трапезничать прямо на пляже под шум прибоя

Мы собираем технику и медленно идём в сторону дома. Неспешно обсуждаем увиденное, изучаем пейзаж вдоль дороги. Общий вывод и всеми разделяемое ощущение — царящее вокруг безвременье. Новые машины и разбитые вездеходы, бочки из-под горючки советских времён и свежевыкрашенные контейнеры, дома прошлого столетия и пара-тройка новостроек.

Но главное не это. Через неделю ты перестаёшь понимать, сколько времени прошло с приезда, какое сегодня число или день

Связь тут только телефонная, сети нет, а когда случайный сигнал ловится в Лаврентии, городе в сорока километрах от Лорино, все новости, которые ты успеваешь посмотреть за короткие минуты интернет-волшебства, кажутся какими-то далёкими, странными и незначительными. Это другой мир. Мир материковых людей.

Мы говорили со многими, спрашивали, хотят ли они уехать на Большую землю. Почти все отвечали отрицательно

Почти все, кто уезжал, возвращались. Им не нужна суета мегаполиса. Завязался как-то диалог с местной женщиной:

— А у вас в Москве есть река?
— Есть.
— А нерпа у вас там есть, белуха?
— Нету.
— Бедные! Как же вы там живёте?

И это не сарказм. Это искренне

Здесь тоже есть телевидение, здесь есть современные, пусть и не очень новые, машины, здесь дети слушают ту же самую музыку, что и их сверстники в столице. А ещё здесь есть тишина. Есть марсианские пейзажи, шум моря и евражки, которые почти не боятся людей. А чего их бояться? Тут все вместе живут веками, образовав единую систему со своими правилами, со своими законами, со своим ритмом.

Единственное, чего здесь нет, — так это времени...

на главную