Полярной ночью в центре Северного Ледовитого океана

В 1986 году экспедиция под руководством Дмитрия Шпаро полярной ночью прошла на лыжах от советской дрейфующей научно-исследовательской станции «Северный полюс – 26» через полюс относительной недоступности к станции «Северный полюс – 27». Arctic.ru расспросил Дмитрия Шпаро о подробностях этого исторического путешествия.

Расскажите о маршруте экспедиции. Почему вы решили пройти через полюс недоступности?

Мы были большие профессионалы в том, как ходить на лыжах по дрейфующим льдам, и уже дошли до Северного полюса в 1979-м. А в 1976 году мы совершили переход от острова Врангеля на дрейфующую станцию «СП-23». Это было весьма трудное путешествие, крайне интересное, красивое, содержательное. Станция довольно быстро дрейфовала, мы сами находились на дрейфующих льдах, нас болтало и сносило, а надо было всё-таки выйти на этот сравнительно небольшой клочок льда, где живут полярники.

Мы остались довольны этим путешествием и поняли, что можно красиво пройти от одной дрейфующей станции до другой, при этом посетив по дороге полюс относительной недоступности. В отличие от Северного географического полюса, это в каком-то смысле центр Северного Ледовитого океана. Это точка равноудалёна от самых северных краёв земли, в то время как Северный полюс сильно смещён в сторону Гренландии — до острова там всего 740 км. А до этого, куда ни пойди, всюду не меньше тысячи.

Сколько длилась экспедиция?

Мы стартовали с СП-26 29 января. Шли 38 дней, прошли 700 км. Идти полярной ночью крайне неприятно. Психологически трудно, возникают галлюцинации…

Все были измучены, и, кроме всего прочего, в конце февраля ударили сильнейшие морозы — минус 55, никогда ничего подобного на дрейфующих льдах мы не видели. Этот район в Северном Ледовитом океане — полюс относительной недоступности — за счёт удалённости от берегов в каком-то смысле является океанским полюсом холода (не путать с Верхоянском, который является абсолютным полюсом холода на Земле). Куда ни двинешься, всюду тяжёлые паковые льды — это огромный запас холода.

Во время экспедиции 1986 года вы шли по сплошным льдам?

Нет, там было полно воды! Я сказал, что там скопление толстых льдов, но одно другого не исключает, потому что промоины, каналы, разводья есть всегда. Льды движутся, и неизбежно открываются какие-то пространства, которые быстро замерзают. С точки зрения лыжников самое неприятное — это тонкий лёд, потому что его не всегда удаётся увидеть, распознать. Если идёшь по тонкому льду, то можешь провалиться.

У нас была маленькая лодка на одного человека, и в ней мы форсировали каналы челноком. Васе Шишкарёву (одному из участников экспедиции. — Примеч. ред.) не повезло: когда он переправлялся, какая-то льдинка прорвала лодку — шёлк тонюсенький (весило судёнышко всего 200 г). В лодку залилась вода. Он сидел там, а мы тянули.

А научные исследования во время этой экспедиции проводились?

У нас была мощная медико-биологическая программа, её составляли учёные из новосибирского Института клинической и экспериментальной медицины. В экспедиции у нас был хороший врач, кандидат наук Миша Малахов, который на маршруте брал у участников кровь из вены. Сдавали слюну, мочу. С собой была не только медицинская аптечка, но и медицинская лаборатория.

Медики обследовали наш отряд до экспедиции, а на СП-27 нас ждали клиницисты из этого института, двое врачей.

К 1986 году у вас была сплочённая команда, с которой вы уже не раз бывали в Арктике. Как вы готовились к путешествиям?

В 1970 году образовалась общественная полярная экспедиция газеты «Комсомольская правда». Это была крепкая компания близких людей, которые постоянно держали себя в строгой спортивной форме, занимались подготовкой снаряжения, наукой, многое делали сами. Мне приходилось мыкаться по всяким кабинетам генералов, адмиралов, маршалов, руководителей КГБ, потому что часто возникали сложности административно-организационного плана. Но поскольку я был внештатным корреспондентом «Комсомольской правды», то всё получалось легко. А после 1979 года нас постоянно патронировали со стороны ЦК ВЛКСМ, потому что мы ни в чём не подвели наши комсомольские власти и вместе с нами прославилось много других людей. Со всеми были хорошие отношения.

В те времена полярники были очень популярными людьми, и многие люди хотели побывать на полюсе. Вам приходило много писем от желающих стать частью вашей команды?

Верно, да. Мы никому не отказывали, но я старался всех убедить, что всё это крайне сложно. Люди видят лакированную картинку: пишут в «Комсомольской правде», восхищаются, происходят красивые встречи… Но это всё светское, а глубинное на самом деле другое. Глубинное — это то, что нужно постоянно от всего отказываться, держать себя в форме. Существует основная работа — в экспедиции ведь никаких денег никто не получал. По нынешним временам это какой-то абсурд. Не знаю, могло бы сейчас существовать такое объединение или нет. С семьями всегда у всех проблемы, потому что там все недовольны. Может быть, в какой-то звёздный час и довольны, но на самом деле это путешествие, СП-26 — СП-27, реально смертельно опасно. Кому же в семье понравится такое путешествие?

У нас в экспедиции был незаменимый человек — Вася Шишкарёв из Казахстана. Он написал нам письмо. Мы сказали, что не понятно, как мы можем принять его в свою экспедицию, если он находится так далеко, потому что мы каждую неделю все вместе тренируемся и по воскресеньям бегаем марафоны. Он пишет: «Я очень хочу!» Я ему отвечаю: «Тогда приезжай в Москву, устраивайся работать и приходи, как определишься со своей судьбой».

Он приехал, устроился работать в контору, которая занимается озеленением, начал ходить на тренировки и стал вторым радистом, вторым штурманом, вторым завхозом — стал всем необходим.

30 лет назад, конечно, были совсем иные условия путешествия с технической точки зрения: не было современного снаряжения, не было GPS. Какая у вас была экипировка? Какими приборами вы тогда пользовались?

Технологии проникли в одежду, средства коммуникации и средства навигации.

В 2007 году к Северному полюсу полярной ночью отправились Матвей Шпаро и Борис Смолин. Они вышли с мыса Арктического 22 декабря. На Севере, за полярным кругом, это разгар полярной ночи и самый, можно сказать, тёмный день, потому что солнце находится максимально низко под горизонтом в Южном полушарии.

И я, понимая, что полярной ночью идти очень трудно, был большим болельщиком этого путешествия. Очень красивый рекорд — пройти тот же самый путь, что и мы, но полярной ночью (в 1979 году экспедиция газеты «Комсомольская правда» достигла Северного полюса на лыжах — Примеч. ред.).

Те же самые были только продукты — с ними ничего не изменилось. Что касается одежды, то она, конечно, стала гораздо лучше, поскольку появились новые материалы для спальных мешков, обуви, белья, балаклав, варежек. У этих материалов есть новые свойства: они пропускают влагу, но не пропускают холод, дышат, более лёгкие и так далее.

Матвей звонил мне со своего маршрута от мыса Арктического до Северного полюса каждый день! А раньше у нас была только радиостанция. Старший радист экспедиции «Комсомольской правды» Леонид Лабутин сделал радиостанцию «Ледовая» — изумительный, малогабаритный и очень лёгкий коротковолновый передатчик. Эту «Ледовую» потом скопировали военные, и она пошла в производство. Ну а здесь просто спутниковый телефон — и без всяких проблем человек звонит.

С GPS все понятно. Тогда его ещё не придумали. У нас был теодолит, хронометры и таблицы. Теодолит — это оптический прибор на треноге: смотришь на солнце или на звезду, если нет солнца, и определённым образом засекаешь высоту светила (есть специальная шкала). Делаешь какие-то записи, потом смотришь, в какое время это произошло — у тебя должен быть точный хронометр (для каждой долготы своё время). У тебя ещё должна быть специальная таблица, в которой указывается, для какого места в какое время светило имеет такую высоту. Потом довольно сложные расчёты, которые позволяют с помощью теодолита, точного времени и таблиц определить координаты. Есть более сложные методики, есть более простые. Если определяешь только широту в полдень, то это довольно легко, если в 18.00 определяешь только долготу, то это тоже достаточно легко. Если в неурочное время, тогда это сложнее. А сегодня смотришь на GPS, и всё тебе даётся сразу с великолепной точностью, никаких расчётов нет.

Какой момент вы считаете самым опасным в экспедиции через полюс относительной недоступности?

Когда ударили морозы (это был конец февраля) и до финиша было уже не очень далеко. Мы все были измучены тяжёлым путешествием, у нас было мало продуктов. И наш научный руководитель Юра Хмелевский принял мудрое решение, что необходимо использовать неприкосновенный запас, который по плану мы должны были нести до конца. Он предложил усилить за счёт НЗ наше питание, чтобы достойно бороться с морозом и чтобы у нас появились дополнительные силы сделать мощный рывок. Я думаю, что самым сложным было именно это. Нас было много, 11 человек, а в этом путешествии нужно было всё время работать мозгами.

Мы были измучены. Анорак — верхняя одежда — больше напоминал металлический скафандр. Если ты его снимал с себя, то мог легко поставить на снег. Дело в том, что, когда ты долго идёшь по Северному Ледовитому океану, так или иначе вся твоя одежда, спальные мешки намокают. Если ты идёшь в марте-апреле, то у тебя есть шанс подсушиться на солнышке, а здесь никаких шансов сделать это нет.

Мы теряли вес из-за того, что наш рацион был собран по минимуму, предусмотрено было, что каждые две недели мы теряем 2 кг. Когда мы пришли на дрейфующую станцию «СП-27», мы потеряли килограмм по 12. Я, конечно, был очень голодным. За собой смотреть трудно, но я наблюдал за своими товарищами, и я никогда не мог представить себе, что люди вообще так много могут есть. В рассказе Джека Лондона «Любовь к жизни» человек прошёл путь смерти, добрался до людей, абсолютно истощённый и всю дорогу мечтающий о сухарике. Попав к людям, он был на грани смерти из-за голода, и из страха, что у него будет несварение желудка, ему давали немного еды. Потом постепенно у него всё восстановилось, он уже стал нормально есть и мог есть сколько хотел. Но несмотря на это, потом все с удивлением обнаружили, что у него под матрасом лежат сухари. Потому что у него было другое отношение к продуктам, он неосознанно боялся, что изобилие продуктов вдруг кончится, ему хотелось не только есть продукты, но и чтобы они его успокаивали, будучи рядом с ним. Когда мы пришли на СП-27, состояние у нас было точно такое же. Я абсолютно уверен, что люди не только наедались в столовой, но и приносили продукты и клали в свой спальный мешок.

Главный вопрос, который, наверное, задают всем путешественникам: зачем? Что вам давали экспедиции в Арктику?

Арктика обладает определённым магнетизмом, и если там ты научился преодолевать трудности, то довольно трудно избавиться от ощущения, что хорошо бы это сделать ещё раз. У арктической природы очень большое обаяние — человек, раз там побывавший, хочет попасть туда снова.

Потом у нас сложилось братство полярной экспедиции газеты «Комсомольская правда». Людям должно очень сильно повезти по жизни, чтобы они в течение 20 лет делали что-то рука об руку, абсолютно доверяя друг другу. Мы были очень счастливыми людьми во всех смыслах: у нас было хорошее занятие, хорошая цель и хороший коллектив, которым мы дорожили.

Мы чувствуем себя людьми, которые сделали что-то важное для Арктики и для своей страны в Арктике — этим можно гордиться.