Андриан Влахов: Туризм — главная перспектива Баренцбурга

Через несколько лет выручка от туризма на Шпицбергене может превысить выручку от добычи угля. Социальный антрополог Андриан Влахов посвятил свою кандидатскую диссертацию изучению образа жизни людей в Баренцбурге. В интервью arctic.ru он поделился своим мнением о жизни в посёлке и его туристических перспективах.

Андриан, расскажите, пожалуйста, о целях Ваших поездок в Баренцбург и Вашей научной работе.

Сейчас я нахожусь на финальном этапе подготовки кандидатской диссертации, которую планирую защищать в конце этого года. По своей специальности я занимаюсь социальной антропологией, меня интересуют в первую очередь сообщества людей и их социальное поведение, то есть в целом то, как устроена жизнь людей на Севере. На протяжении нескольких лет я занимаюсь сообществами европейской части Российской Арктики и отношениями России и скандинавских стран. Что касается Баренцбурга, то я совершил несколько научных командировок в посёлок, в ходе которых изучал местных жителей и их социальные практики.

Почему именно Арктика? 

В нашей стране существуют довольно сильные культурные традиции относительно Арктики и традиции изучения северных территорий — в этом контексте я и работаю. Мне всегда был интересен Север, потому что это возможность испытать себя, раздвинуть границы привычного; помимо этого, мне интересно работать именно с людьми, живущими на Севере. Часто говорят, что северяне очень добры, открыты и дружелюбны, готовы помочь друг другу. Мне комфортно и с научной точки зрения интересно общаться с ними.

То есть Вы можете подтвердить, что северные люди именно таковы?

По моему опыту, этот стереотип во многом правдив: люди на Севере, особенности их социального поведения действительно в целом отличаются от жителей, например, Центральной России. На Севере более развита взаимовыручка, искреннее человеческое общение, взаимодействие с природой, навыки выживания.

Люди приобретают эти качества, когда оказываются в трудных условиях?

Есть, конечно же, те, кто живёт на Севере всю жизнь, и те, и кто туда попадает. Однако, по моему глубокому убеждению, не играет роли, как ты там оказался. Важно, что Север — это особая территория, где без помощи друг другу не выжить. Кто не способен проявить такие качества, долго там, по моему опыту, не задерживается. 

Как Вы собирали материал для своей научной работы?

Вообще, в социальной антропологии существует несколько методов сбора данных. Основной из них — наблюдение, которое бывает включённым и невключённым. В первом случае ты живёшь среди членов общества, стараешься стать одним из них и впитываешь как губка аспекты местной жизни, на собственном опыте понимаешь, как там всё устроено. Включённое наблюдение — это, так сказать, высший антропологический пилотаж. Наблюдение также бывает невключённым, в этом случае ты не делаешь попыток стать членом сообщества.

За семь месяцев своей экспедиции я попытался провести включённое наблюдение, или же хотя бы наблюдение с максимально возможной степенью включённости. Я помогал работникам школы, туристического офиса. На базе своих наблюдений я получил возможность сделать научные обобщения; также, конечно, я проводил интервью с местными жителями, но это было дополнительным методом исследования. 

В Ваш круг общения входили в основном приезжие специалисты или местные жители?

В Баренцбурге довольно сложная структура сообщества (я посвятил этому один из разделов своей диссертации). Там нет постоянных местных жителей в привычном нам понимании: чтобы попасть в посёлок, нужно заключить рабочий контракт с трестом «Арктикуголь». Большинство жителей посёлка заключают контракт на один-три года, но кто-то продляет его несколько раз.

Однако я предпочитаю не использовать понятие «вахтовый посёлок», когда говорю о Баренцбурге. Он не вписывается в классическую модель — мы имеем что-то среднее между вахтовым посёлком и моногородом. В вахтовые посёлки люди обычно приезжают на несколько месяцев, их дом остаётся «на материке», они не становятся в тундре местными. В Баренцбург же люди приезжают на несколько лет, зачастую с семьями, и на это время посёлок становится их домом. В этом смысле это уникальное место для Российской Арктики.

Вы провели в Баренцбурге несколько месяцев. Хотели бы пожить там более длительное время, например, три года?

Насчёт трёх лет не уверен, но на год бы с радостью приехал. Вообще, мне трудно об этом судить, так как мои рабочие поездки всегда предполагают наличие обратного билета; переезд на длительный срок гораздо сложнее.

Очевидно, что жизнь в посёлке не самая весёлая. У Вас есть какие-то предложения, как можно было бы её разнообразить?

По опыту работы в нескольких северных городах могу сказать, что в таких населённых пунктах действительно ограничены возможности времяпрепровождения. Тем, кто приезжает из больших городов, в маленьких посёлках жить зачастую довольно скучно. Но я бы не стал говорить, что в Баренцбурге совсем нечем заняться: есть возможности заниматься спортом, развивать свои культурные таланты. Во-вторых, жизнь в Баренцбурге сейчас сильно меняется — в 2015 году в посёлке наконец-то появился общедоступный скоростной интернет (когда я впервые приехал на Шпицберген, отсутствие доступа в сеть довольно сильно бросалось в глаза).

По моему мнению, было бы хорошо, если бы жители укрепляли свои связи друг с другом и местом, где они живут. В посёлке должно происходить что-то, во что было бы вовлечено всё сообщество: курсы, кружки, общественные мероприятия, организованный туризм и так далее. И конечно, необходимо расширение связей с норвежским сообществом архипелага. Их развитие, несмотря на определённые политические разногласия, пойдёт на пользу и нам, и норвежцам.

А как Вы оцениваете туристический потенциал Баренцбурга? «Арктикуголь» планирует активно вкладываться в развитие туризма.

Я считаю, что именно туристическая перспектива является сейчас основной и безальтернативной для Баренцбурга. Понятно, что угледобыча уже давно убыточна, а оставаться на Шпицбергене государству требуется по политическим мотивам. Норвежцы со второй половины XX века сокращают добычу угля, сейчас она находится на минимуме; взамен они успешно развивают туризм, а также исследовательскую и образовательную деятельность. Сейчас туристический бизнес в Лонгиербюене приносит миллионы норвежских крон ежегодно; Шпицберген стал Меккой арктического туризма.  

Тем же сейчас занимается и Россия. В условиях кризиса требуется хотя бы частично компенсировать государственные дотации, и туризм идеален для этой функции: он доступен круглый год и почти не нарушает экологического состояния архипелага. В 2014 году туристическое подразделение «Арктикугля» было организовано, на архипелаг пришёл передовой опыт российского туристического менеджмента. Перспективы развития центра арктического туризма «Грумант» очень обнадёживающие.

И важно, что Шпицберген наконец-то открывается для российского туриста. Раньше рынок был монополизирован норвежцами, а российские объекты были забавной галочкой на туристическом маршруте. Сейчас российская компания работает наравне с норвежскими туроператорами.

Впервые я побывал на Шпицбергене как участник научной конференции, в ходе которой плавал в Баренцбург посмотреть на советское наследие. После этого и началась история любви к архипелагу, закончившаяся диссертацией и новыми поездками.