Генеральный директор Института региональных проблем Дмитрий Журавлёв в разговоре с корреспондентом Arctic.ru Кристиной Храмцовой оценил сложившуюся в Российской Арктике ситуацию.

Можно ли арктическую зону России назвать особенной территорией, своего рода мегарегионом?

Конечно, можно. Мегарегионом можно назвать в двух смыслах. Первый – значимость. В АЗРФ колоссальное количество неразработанных богатств, а также это ключ от наших зауральских регионов. Значительная часть транспортных артерий Зауралья – это Севморпуть.

Второй – своеобразие. Географические и климатические условия создают некое единство всех северов в независимости от их принадлежности к субъектам Федерации. Север он не такой, как все остальные. Он требует других подходов к управлению, другого финансирования. И в этом смысле он отдельный от других в смысле специфики жизнедеятельности и экономической деятельности на этой территории.

Как вы оцениваете проработку принятой в прошлом году Стратегии социально-экономического развития АЗРФ?

Реально для жизни на Севере имеют смысл только те документы, которые определяют налоговые льготы или льготы ТОР, а стратегии – это лишь некие вектора.

Если, допустим, десять лет назад было понятно, что развитие нефтедобычи – это основное направление развития, то сейчас что является базовым? Очень сложно в стратегии это закрепить. Стратегия всегда пишется крупными мазками, такова специфика этого документа. С одной стороны, понятно, что пока не будет общих точек, трудно расписать частные. Но на Севере мы похоже перешли к этапу, когда крупных мазков недостаточно.

Как можно решить эту проблему?

Нужен чёткий контент-анализ предложений самих регионов по развитию своих территорий, то есть программа должна в определённых пределах идти снизу вверх.

Необходимо собрать, проанализировать, выделить действительно полезные предложения «снизу» и на этом основании создавать программу развития арктического макрорегиона, исходя из того, что она так или иначе будет ориентирована на добычу полезных ископаемых, ни на что другое пока она ориентирована быть не может.

При Сталине, например, строили вдоль Северного Ледовитого океана железную дорогу, но мы её забросили, не обсуждая – правильное это было решение или нет, но её уже нет. Построить ещё одну такую же будет очень дорого, а содержать – ещё дороже. Поэтому привязываться похоже придётся к развитию портов Севморпути, чтобы туда что-то привезти или вывезти.

Если говорить про порт Сабетта, сжиженный газ отсюда – он же не на северах нужен. То есть если это сырьевой регион, то он, получается, вторичен, так как он не на себя работает, а на те места, где это сырьё потребляют.

То есть Северный морской путь сейчас можно назвать главной объединяющей арктических субъектов?

Сегодня да. В принципе объединяющим могло бы быть расширение добычи и переработки сырья, но для этого одних региональных возможностей недостаточно.

А с развитием инфраструктуры Севморпути регионы справляются? Достаточно ли финансирования они получают на эти цели со стороны федерального центра?

Россия многое сделала для развития СМП. Навигация длится около полугода – это достаточно много. Но на данный момент есть пределы, не позволяющие дальнейшее развитие. И дело не в финансировании, понятно, что ни один регион без поддержки федерального центра Севморпуть не потянет. В настоящее время ледоколы могут проходить только там, где им позволяет ледовая обстановка.

Многие мечтают, чтобы по этому маршруту проходили друг за другом корабли, чтобы за кормой одного сразу появлялся другой. Это было бы не бесполезно, но мы сейчас на это вряд ли способны, притом что в области арктического судоходства Россия бесспорный лидер. Если даже для нас это непростая задача, для остальных стран тем более.

Наши китайские друзья, например, заинтересованы в том, чтобы мы перевозили по СМП их товары в Европу, потому что это самый короткий, дешёвый и эффективный путь из китайских портов в европейские.

Да, нужно развивать Севморпуть дальше, в том числе для того, чтобы по нему ходили китайские караваны. Но необходимо понимать, что желающих загрузить этот путь гораздо больше, чем его возможности. То есть в Севморпуть сколько ни вкладывай, всё равно мощности избыточными не будут.

Политика Китая по Арктике противоречит интересам России, а в практическом смысле страны активно ведут сотрудничество. Почему так происходит?

Сотрудничество идёт, потому что они готовы заполнить все наши транспортные артерии, не только арктические. И всё равно им мало. Они сейчас разговаривают с азербайджанцами о южной дороге в обход России, потому что российских мощностей им уже недостаточно.

И мы сотрудничаем, и они готовы сотрудничать, но подходы не совпадают. Китайцы исходят из тезиса, что Севморпуть не является национальной артерией России. Мы готовы сотрудничать с ними на основе признания того, что Севморпуть – это российская территория.

Дело в том, что СМП экономичнее, чем наземный транспорт, чем Транссибирская магистраль или ещё не построенная дорога через Азербайджан. Для китайцев это очень важно. При этом они одни из первых в мире по количеству ледоколов. Во времена Мао им не пришло в голову создавать атомные ледоколы, а сейчас опыта нет. А в области дизельных ледоколов Китай лидер после России.

Удастся ли к 2035 году (к окончанию периода реализации Стратегии) преодолеть существующие диспропорции в арктических субъектах и отставание по сравнению с более южными территориями России?

Преодолеть – нет, уменьшить – бесспорно. Чтобы преодолеть, нужны города европейского уровня вдоль Северного Ледовитого океана. Но нужны и желающие жить в этих городах.

Сейчас, например, в Воркуте, чтобы сдать квартиру, нужно доплатить местным властям. То есть не вам заплатят за вашу квартиру, а вы должны доплатить. Даже бросив эту квартиру, в любом случае вы будете оплачивать коммунальные услуги.

То есть мы не можем начать разворачивать создание современной инфраструктуры, даже не транспортной, а бытовой. Для этого нужны ещё и люди. Уровень жизни будет расти там, где растёт производство, ведётся добыча нефти и газа. В других местах сложнее. Можно, конечно, искусственно заселить людей, но чем они там будут заниматься?

Безусловно, вложения в Север снижают разрыв между жителями северной части Красноярского края и южной, но не обнуляют, потому что жизнь у них принципиально разная.

Как можно остановить отток населения из северных регионов?

Необходимо создавать рабочие места в сфере добычи. Например, та же Воркута возникла и существовала вокруг угля. Нужно производство, которое будет рентабельно, несмотря на огромные трудности Севера. Сегодня таковым является только жидкий углеводород.

Арктическая зона богата полезными ископаемыми. Никто же не будет долбить мерзлоту, чтобы выковырять оттуда кусочки железной руды, а нефть и газ текут самостоятельно. Естественно, что КПД выше там, где занимаются нефтью и газом. Вокруг этого можно строить города и таким образом развивать северные территории, с одной стороны.

С другой – одновременно можно развивать и южные территории, потому что для многих районов Восточной Сибири вопрос, откуда возьмётся бензин, – принципиальный. Нефть можно перерабатывать на Севере. Например, сжижают газ сейчас в Сабетте, но можно там же и перерабатывать нефть. В Якутии будут рады, они очень хотят иметь свой нефтепровод. Я даже не говорю о том, что часть прибыли от разработки месторождений идёт в региональный бюджет.

Количество рабочих мест на новых предприятиях, расположенных на территории АЗРФ, к 2035 году планируется 200 тыс., согласно Стратегии. На ваш взгляд, это достижимый показатель? Что может препятствовать его выполнению?

Это возможно. Если развивать ту же сырьевую отрасль, там поместится и 200 тыс. При этом можно развивать не только добычу, но и переработку. Вопрос в том, что это очень серьёзные проекты, они могут и не получиться в условиях давления извне.

У нас же основной продукт – сырьё. Если из-за санкций его не купят, то вся эта инфраструктура просто окажется бессмысленной, так как наше сырьё в основном не для внутреннего потребления, а для внешнего.

Как вы оцениваете уровень межрегионального взаимодействия арктических регионов?

С одной стороны, есть специальные ассоциации, способствующие такому взаимодействию, например «Мэры арктических городов». С другой стороны, возможностей для взаимодействия не так много. Нельзя сказать, что у нас региональные бюджеты переполнены. А главный метод сотрудничества – это консолидация ресурсов для решения тех или иных задач.

Рабочих из европейской части страны в крайнем случае привезти можно. Но не везде есть что консолидировать. Там, где уже разработано сырьё, где идёт налог на недра, субъекты могут между собой договариваться и консолидироваться. А там, где нет налога на недра, благодаря каким доходам они будут взаимно сотрудничать?

Понятно, что города-порты вдоль Северного Ледовитого океана обречены на сотрудничество, потому что один и тот же караван заходит в каждый порт. Если он предыдущий порт не прошёл, к вам он не попадёт. Но это относительное сотрудничество.

Дело не в том, что межрегионального сотрудничества нет или его кто-то не хочет, а в том, что задачи столь велики, что одними даже региональными союзами они не разрешаются. Союзы нужны, они помогут, но всё равно в конечном счёте финансирование придётся выбивать из федерального бюджета.

То есть уровень взаимодействия соответствует тем возможностям, которые есть. Был бы проект северной железной дороги, который при Сталине был, наверное, они бы взаимодействовали, но этого проекта больше нет.

Есть ли место конкуренции городов АЗРФ за звание столицы Российской Арктики?

Нет. Архангельск и Мурманск, например, могут спорить за статус столицы лишь в западной части Севера. Но у нас нет определённой столицы его восточной части. У арктической территории Республики Саха (Якутия), например, совершенно другие проблемы – их не интересует то, что происходит в Мурманске. То же самое Красноярский край – там от одного конца до другого лететь порой дальше, чем до Японии – их тоже мало волнует Мурманск.

В восточной и в западной частях Российской Арктики даже климатические процессы идут по-разному. В западной части климат смягчается, в восточной – такой уверенности нет.

Поэтому столицей восточного Севера является Москва. Все научные центры, иные организации находятся там. Потому что не в Якутске же или Красноярске их делать. Нет выраженного экономического, административного центра восточных северов.

Если в дальнейшем будут развиваться нефтегазовые проекты, если всерьёз появятся шельфовые проекты, то столица будет там, где будет центр этих разработок. Но это ещё процесс, это ещё не результат.

Какую поддержку должно оказывать государство коренным малочисленным народам Севера?

Хозяйственное освоение северной территории может ударить по экологической ситуации. Экология Севера очень нежная – там вездеход проехал, и колея будет сто лет стоять. А коренные народы живут тем, что у них под ногами, по ним экология бьёт как из пушки. Они жили самостоятельно, пока мы не пришли. Когда мы пришли – их надо поддерживать.

При этом необходимы не просто налоговые льготы и право на вылов рыбы. Необходимо в первую очередь не допускать экологических катастроф. Это сейчас главный удар по коренным народам. Нужно минимизировать негативные последствия нашей хозяйственной деятельности. На Севере эта проблема более чувствительна. Понятно, что важно также развивать медицинскую, образовательную инфраструктуру.

Как оцениваете уровень освещения арктической деятельности в СМИ и в экспертной среде?

На мой взгляд, недостаточно сейчас освещается арктическая повестка, но это моя субъективная точка зрения. Перед 2015 годом был период всплеска. Чилингаров, будучи специальным представителем президента по Северу, постоянно контролировал и подстёгивал этот процесс. Сейчас, после присоединения Крыма и начала различных видов санкций, иногда не до этого. Теперь ещё пандемия. На первый план выходят более актуальные проблемы.

Я считаю, что вопросы Арктики очень важны, они требуют внимания. Но не все со мной согласятся. Некоторые полагают, что Север – очень дорогая игрушка, поэтому сначала нужно разобраться с насущными проблемами, а потом можно будет к нему вернуться. Я считаю это ошибочной точкой зрения. Как мне говорил бывший мэр Воркуты: «Всё, что ты построил, но не используешь, можешь забыть, потому что через полгода этого уже не будет». Климат в Арктике не позволяет построить дорогу и бросить – в таком случае очень скоро её там не будет. Со всем остальным примерно так же.